Еще в школьные годы он прибился к Аркаше Антонову и не прогадал. Тот, как локомотив, тащил его за собой по жизни, проламывая дорогу к «светлому будущему». Снося все на своем пути, не останавливаясь ни перед чем. Но именно Вадик первый рассмотрел в лихом опере майоре Мамонове слабую струну — жадность.
И Гусев, как талантливый музыкант, начал играть на ней сначала скромные сонаты, а потом и целые симфонии, постепенно прибирая к рукам идущего в гору охочего до денег тщеславного офицера.
. «Никуда она не денется, — подумал о Ларисе Вадик. — Вколет, как миленькая, а иначе мы ей вколем кое-что другое всей кодлой».
Окончательно убедив себя в том, что медсестра все сделает как надо и тем самым избавит всех от навязчивой проблемы — Орловой, Гусев решил заехать в небезызвестное кафе «Айсберг», где он давно не был.
Лариса как раз успела к обходу. Она тащилась в самом хвосте за группой врачей и медсестер, не понимая, что говорит Богомолов, лишь механически кивала.
В палате номер пять она словно проснулась, когда услышала слова врача, кольнувшие Ларису в самое сердце.
— Ну вот, а это мадам Орлова. С сегодняшнего дня никаких посторонних сиделок, тем более охраны, родителей пускать в часы посещения. Все у нее налаживается, продолжайте назначенные процедуры.
То, что теперь ей никто не мешает привести план Гусева в исполнение, вызвало у Ларисы еще больший сумбур в голове, нежели прежде. Теперь все было предельно просто: она подойдет, сделает укол и отработает и деньги, и избавит Алешку от опасности похищения и в итоге смерти. Но все ее существо, маленькая, но добрая душа протестовали против этого преступления.
«Я не могу, не могу! — думала она. — Господи, разве так можно? Ну почему я!? Я не могу, не могу, я не хочу этого!»
После обхода наступило время процедур. Уколы она делала на полном автоматизме, с застывшим лицом. Больных это удивило.
— Что-то Лариска мне сегодня хреново укол сделала, — пожаловался один из пациентов, кряхтя, переворачиваясь с живота на бок. — У нее рука легкая, а сегодня как гвоздь всадила.
Наконец остался только один укол, тот самый, Для пациентки из палаты номер пять. Лариса набррла в шприц состав, взяла ватку со спиртом, но, пройдя мимо пятой палаты, зашла в раздевалку и открыла свой шкафчик. На верхней полке лежали два шприца, внешне одинаковые, с предохранительными колпачками.
Несколько минут Лариса рассматривала их, потом осторожно взяла тот, вчерашний.
«Если суждено тому быть, то пусть умрет сразу, не мучается», — решила она.
Со шприцем в руках Лариса вышла в коридор и словно сомнамбула прошла к палате номер пять. Затаив дыхание, толкнула дверь.
Через десять секунд она с расширенными от страха глазами ворвалась в кабинет Богомолова.
— Рэм Андреевич, Орлова исчезла, — пролепетала она.
— Как это — исчезла? — не понял доктор.
— Так, исчезла. Ее нет в палате.
Богомолов рывком поднялся из-за стола и торопливым, широким шагом миновал коридор и ворвался в пятую палату. Кровать девушки действительно оказалась пуста.
«Может, куда-то вышла? — подумал он, но потом сам же себя опроверг. — В таком состоянии она могла уйти только на тот свет».
* * *
Когда у Астафьева прошла первая нервическая трясучка после спонтанной стрельбы, он начал думать о том, что делать дальше.
"Ольгу они в покое не оставят. Есть сотни способов убить и ее, и меня, и сегодня ночью, и завтра днем, когда угодно. Она — главный свидетель, а в этой больнице .она как неподвижная мишень, вся задача для этих козлов, какое выбрать оружие. Завтра выставят Анну Владимировну, и Ольга останется совсем беззащитна.
Значит, надо ее как-то отсюда вытаскивать сегодня. Но как и куда? При сложившихся обстоятельствах это практически невозможно".
Юрию страшно хотелось курить, ему даже казалось, что именно с первой затяжкой придет единственно верное решение.
— Я сейчас выйду, покурю, а вы закройтесь так же стулом, погасите свет и ждите меня. Я постучу три раза, только тогда открывайте, — проинструктировал Астафьев зябко вздрагивающую, несмотря на духоту палаты, Анну Владимировну.
— Хорошо, хорошо, Юрочка, — пролепетала она, и уже в коридоре лейтенант услышал, как Орлова всунула ножку стула в дверную ручку.
«Родная мать — это все-таки огромная сила, — подумал он. — Как она загораживала дочь во время нападения? Я бы, наверное, так не смог».
Дежурной медсестры за столиком не было. Осторожно ступая по вытертому линолеуму, Астафьев услышал голоса из ординаторской, судя по мирному журчанию разговора и звяканью ложек, медики баловались чайком, неторопливо беседуя.
Можно было покурить в туалете, но, вспомнив неприятный, резкий запах карболки, Астафьев решил выйти на лестничную площадку. Он не успел выкурить и трети сигареты, когда услышал, как этажом ниже скрипнула дверь и кто-то не торопясь спустился вниз. Юрий успел заметить только белый докторский колпак и понять, что это был мужчина. Лейтенант уже собирался выкинуть окурок, как снизу снова послышались шаги. На этот раз Астафьев рассмотрел лицо врача. Это оказался его старый знакомый, доктор по фамилии Сударушкин, тот самый, что памятным утром понедельника принимал Ольгу из рук ныне покойного Бурлака.
— Привет, — сказал Юрий, перевешиваясь через перила.
Доктор задрал вверх голову и тоже узнал оперативника.
— А, это вы… Что это вы тут делаете ночью?
— Стою караулом около вашей крестницы.
— Орловой?
— Да.
— Вас можно понять, красивая девушка.
Сударушкин поднялся, достал сигареты. Юрий так же не отказался еще немного потравиться никотином, поскольку должного просветления мозгов он пока не дождался.
— А что, ей что-то угрожает? — спросил доктор.
— Еще как. Только что одного ссадил с дерева из пневматички.
— Так это вот что там за окном грохнулось? Вышел, посмотрел, никого нет. А крик был такой, как будто кого-то убили. За что же ее так мечтают убрать?
Неожиданно для себя Юрий рассказал почти всю историю своей подопечной, умолчав только об именах действующих лиц.
— Без охраны они до нее все равно доберутся, — заключил он.
— Так надо ее отсюда вывезти, — неожиданно предложил сам доктор, незаметно перейдя с опером на «ты».
— А разве это возможно?
— Ты про ее состояние?
— Ну да.
— Риск есть всегда. Но мы ведь исходим из того, что здесь ее все равно достанут, значит, шансов остаться в живых нет. А уколы можно делать и дома.
— Слушай, Валера, — оживился Астафьев. — А практически как это можно сделать? Очень жалко ее, да и вообще… Несправедливо все это.
