Вернувшись на пепелище, Григорий долго искал на месте бывшей кухни, среди головешек, нужную ему вещь — лезвие ножа. Деревянная ручка сгорела, лезвие слегка утратило твердость, но это было оружие. И Григорий пустил его в ход буквально через пять минут.
Выйдя на улицу, цыган прерывистым свистом подозвал к себе небольшую бродячую собаку рыжей масти. Пепелище привлекало бездомных собак, они сбегались со всего города целыми стаями.
В детстве, прежде чем получить кличку Граф, Григорий носил другое прозвище — Собачник Гриша. Это был его коронный номер, на спор выйти на улицу и подозвать свистом первую попавшуюся собаку, большую или маленькую, но непременно бродячую, много повидавшую, а потому недоверчивую. Когда он шел по улицам, за ним бежала целая свора псов всех мастей и видов. Да и вообще, любая живность тянулась к нему. Многие из его детских друзей были уверены, что Гришка знает звериный язык, он так часто разговаривал с ними, а собаки в ответ словно пытались что-то сказать, заглядывали ему в глаза, повизгивали, бешено работали хвостом. Гришка только смеялся — не объяснишь, что говорил он с ними только на одном языке — цыганском.
Вот и сейчас, подозвав дворнягу, он долго гладил ее по хребту, что-то говорил по-своему, словно просил прощения, напоследок даже чмокнул в макушку между ушей, а затем одним резким движением вонзил в ее небольшое тельце нож. Собачка даже не взвизгнула. Тщательно разделав тушу, Григорий развел в стенах своего дома небольшой костер и зажарил ее на углях. Перед тем, как есть свою «дичь», он долго крестился, пытался вспомнить свои какие-то, цыганские молитвы. Есть собак у них в народе как-то не поощрялось, но Григорий прекрасно знал, что другой еды он сейчас добыть не сможет.
На третий день, шаря по округе, он нашел очень приличное убежище подвал старой, еще царских времен водокачки. Когда вода стала непригодной для приготовления пищи водокачку закрыли, а потом попытались разобрать. Красный обожженный кирпич оказался превосходного качества, но кладка оказалась крепкой. В конце концов башню стали рвать небольшими кусками и это случилось уже на Гришкиной памяти. Кирпич вывезли, а вот подвал остался, только в нем по колено стояла вода. Любопытный Григорий, исследуя подземелье с факелом в руках, обнаружил, что одна из комнат не так залита водой, всего сантиметров на пять. Пол в этом помещении был примерно на полметра выше, чем в первом зале, а небольшая железная лестница со временем сгнила и рассыпалась в прах. Очевидно, тут стоял двигатель насоса, сверху еще сохранилась двухтавровая балка с остатками ручной тали в виде массивного крючка и пары шкивов. В углу Григорий разглядел остатки сварной конструкции, которые он затем переделал в ложе, настелив сверху горелых, но еще крепких досок со своего пепелища. Позднее, через неделю, он нашел в развалинах одного из цыганских домов небольшую круглую печку-буржуйку фабричного производства еще времен Отечественной войны. До подвала он ее докатил, а вот внутри пришлось повозиться. Больше всего Григорий боялся, что вновь откроется начавшая затягиваться рана, но все-таки он смог управиться с железякой одной рукой. При худощавом телосложении цыган от рождения был силен за счет сухожилий, а не мускулатуры. Про таких в народе говорят- мослистый.
Он провозился с трубой долго. Пришлось сходить, рискуя быть обнаруженным, к ближайшим пятиэтажкам и позаимствовать у коммунхоза несколько колен водосточных труб. Составив их в одно целое, Григорий вывел дымоход в вентиляционное отверстие и вскоре наслаждался теплом и светом живого огня. На пол он накидал кирпичей, а сверху тех же почерневших от огня досок. И хотя помещение получилось сырым и пропахло запахом гари, оно казалось неприхотливому цыгану почти роскошным. Впервые за десять дней он отогрелся и немного поспал в тепле. Большим неудобством было то, что добираться до его нынешней квартиры приходилось по колено в воде, но на это цыган мало обращал внимание. С другой стороны это было безопасно, ни один дурак не сунется в помещение, залитое водой.
Днем он отсыпался, а ночью выходил, обязательно появлялся на своем пепелище, иногда разводил небольшой костер и пел свои заунывные песни. Свет костра и звуки его голоса полностью отвратили горожан от этого проклятого места. Двух пьяниц, забредших сюда лунной ночью в надежде спокойно раздавить пол-литра, он шуганул сам, внезапно выскочив навстречу с диким ревом и размахивая при этом блестевшим в лунном свете ножом. Пока бедняги добежали до первого фонаря у них весь хмель прошел.
Но каждое утро, при свете дня, Григорий рассматривал свою рану, пробовал шевелить левой рукой и снова убеждался, что пока еще рано. Для того, что он задумал, цыгану нужны были здоровые, крепкие руки.
ГЛАВА 34
После встречи с Викторией жизнь Спирина резко переменилась. То, что для него раньше было смыслом существования: работа, успех, желание остаться на своем месте все это заслонила собой зеленоглазая девчонка. Сказать, что Спирин влюбился в нее — было мало. Он втрескался, втюрился, как школьный переросток в молоденькую практикантку. Временами он целыми часами сидел в своем кабинете над бумагами, бессмысленно вглядываясь в текст и не понимая, что там написано.
Порой Виктор пробовал оценивать свое состояние со стороны. Призвав на помощь здравый смысл, Спирин на время ужасался всему происходящему с ним, но ничего поделать не мог. Надо было бороться, вести большую игру на выживание, стараться выгодней продать себя на предстоящей распродаже самого дорогого кресла в городе. А он мог думать только о ней. Вспоминал их первую встречу, первый разговор, ту ночь в квартире художника под иконой с кающейся грешницей, золотистые волосы Виктории на его лице и тихий шепот девушки: «Витя, я, кажется, тебя люблю».
И он сердцем верил, что это действительно так. Хотя Виктор говорил о разводе с Ларисой, но она не торопила его, наоборот, даже жалела его жену. Она сама сказала Спирину, чтобы он не делал этого до выборов. Слава Богу, что до них оставались считанные недели. И именно в эти дни он получил удар оттуда, откуда меньше всего ожидал.
Тот день начинался прекрасно. Непогода словно взяла тайм-аут, нежданно подкравшийся с юга холодный антициклон угнал тучи за Урал и высинил небесный свод долгожданной голубизной. Солнце сияло так ярко, что Спирин, выйдя из дома, пожалел, что не взял солнцезащитные очки. Виктор с утра был в приподнятом настроении, поскольку должны были состояться два замечательных события — открытие городского музея и свидание в Викой.
Первое состоялось в одиннадцать. Роскошное двухэтажное здание за три месяца выросло на месте бывшего пустыря в самом центре города. Раньше здесь располагались вспомогательные склады одного из военных заводов, но они уже давно пустовали, а небольшая мастерская по ремонту деревянной тары спокойно могла переместиться на обширную территорию завода. Раньше все это считалось неприкосновенной собственностью государства, но Спирина давно бесил этот огромный, заросший травой, захламленный участок в самом центре города и он, проведя через Думу соответствующее решение, просто отобрал его, не внимая жалобам обиженного директора. И теперь красивое двухэтажное здание из красного кирпича в затейливом псевдорусском стиле радовало взор горожан и самого мэра.
