В довершение всего, Монтегю до сих пор не оправился от заключения в туалете. У него по-прежнему путались мысли, и как-то утром, во вторник, его родители были замечены на парадной аллее: они шагали к замку с крайне рассерженным видом.
— Может, нам вмешаться? — обеспокоенно сказала Гермиона, прижавшись щекой к оконному стеклу в классе заклинаний, чтобы посмотреть, как мистер и миссис Монтегю входят внутрь. — Объяснить, что с ним произошло? Вдруг это поможет мадам Помфри его вылечить?
— Да ладно, и так очухается, — равнодушно отозвался Рон.
— В любом случае для Амбридж это лишние хлопоты, — удовлетворенно сказал Гарри.
Они с Роном одновременно постучали палочками по чашкам, которые им велели заколдовать. У чашки Гарри вылезли четыре очень коротенькие ножки — они не могли достать до стола и бессмысленно корчились в воздухе. Чашка Рона с огромным трудом оторвалась от столешницы, опираясь на выросшие у нее длинные и тонкие ножки — несколько секунд они удерживали ее наверху, дрожа от натуги, потом подломились, и чашка упала, расколовшись надвое.
— Репаро, — быстро сказала Гермиона, взмахнув палочкой, и чашка Рона вновь стала целой. — Все это замечательно, но что, если Монтегю повредился в уме навсегда?
— Да кому какое дело? — раздраженно сказал Рон, глядя, как его чашка снова пытается подняться, качаясь как пьяная: коленки у нее отчаянно тряслись. — Нечего было вычитать очки у Гриффиндора! Если тебе некого жалеть, Гермиона, пожалей лучше меня!
— Тебя? — спросила она, ловя свою чашку, которая весело поскакала прочь по столу на четырех крепких ножках, расписанных под китайский фарфор, и вновь ставя ее перед собой. — Почему это я должна тебя жалеть?
— Когда следующее мамино письмо пройдет проверку, у меня будут крупные неприятности, — горько сказал Рон, помогая своей чашке устоять на трепещущих ножках. — Не удивлюсь, если она опять пришлет мне громовещатель.
— Но…
— Вот увидишь, побег Фреда и Джорджа поставят в вину мне, — мрачно пояснил Рон. — Она скажет, что я должен был их остановить. Вцепиться в их метлы и не дать им улететь, или уж я не знаю что… Точно тебе говорю, виноват буду я.
— Ну, если она и вправду так скажет, это будет ужасно несправедливо, потому что ты ничего не мог поделать! Но я уверена, что она ничего такого не скажет: ведь если у них и впрямь есть помещение в Косом переулке, значит, они все это спланировали уже давным-давно.
— Кстати, вот еще вопрос: как они заполучили это помещение? — сказал Рон, так сильно стукнув палочкой по чашке, что та снова упала и теперь лежала перед ним, бессильно подрагивая. — Это же не так просто, верно? Чтобы арендовать место в Косом переулке, нужна куча галеонов. Она захочет узнать, во что они ввязались, чтобы раздобыть такие деньжищи.
— Это и мне приходило в голову, — сказала Гермиона, пуская свою чашку вскачь вокруг чашки Гарри, по-прежнему шевелящей в воздухе короткими толстыми ножками. — Я тоже думала: вдруг Наземникус уговорил их взяться за торговлю краденым или еще за что-нибудь похлеще…
— Ничего подобного, — обронил Гарри.
— А ты откуда знаешь? — хором спросили Рон с Гермионой.
— Оттуда… — Гарри помедлил, но потом решил, что пришло время открыть секрет. Раз Фреда с Джорджем начали подозревать в чем-то неблаговидном, молчать уже попросту нельзя. — Они получили золото от меня. В прошлом июне я отдал им свой выигрыш в Турнире Трех Волшебников.
Его друзья ошеломленно молчали. Потом чашка Гермионы скакнула через край стола и, грохнувшись на пол, разлетелась на мелкие кусочки.
— Не может быть! — воскликнула Гермиона.
— Может! — вызывающе сказал Гарри. — И я об этом не жалею! Мне эти деньги были ни к чему, а у них будет отличный магазин со всякими волшебными штучками.
— Но это же здорово! — восхищенно сказал Рон. — Значит, виноват ты один, и мама не сможет ни в чем меня обвинить! Ты не против, если я ей скажу?
— Конечно, лучше сказать, — хмуро ответил Гарри, — особенно если она думает, что они торгуют ворованными котлами.
Гермиона больше ничего не говорила до самого конца урока, но Гарри не сомневался, что терпения ей хватит ненадолго. И действительно, на перемене, когда они вышли из замка погреться в жиденьких лучах майского солнца, она устремила на Гарри пронзительный взгляд и открыла рот, чтобы сделать ему очередное внушение.
Гарри не дал ей заговорить.
— Не надо меня воспитывать — что сделано, то сделано, — твердо сказал он. — Фред с Джорджем получили деньги и, судя по всему, уже потратили немалую их часть, так что обратно я их забрать не могу, да и не хочу. Поэтому не сотрясай зря воздух, Гермиона.
— Я и не собиралась ничего говорить насчет Фреда с Джорджем! — уязвленно сказала она.
Рон недоверчиво хмыкнул, и Гермиона наградила его уничтожающим взглядом, полным презрения.
— Да, не собиралась, представь себе! — сердито сказала она. — Я всего лишь хотела спросить у Гарри, когда он думает снова пойти к Снеггу и договориться с ним о продолжении уроков окклюменции!
У Гарри похолодело внутри. День-другой тому назад, после того как была исчерпана тема эффектного отбытия Фреда и Джорджа (что заняло, пожалуй, не один час), Рону с Гермионой захотелось узнать новости о Сириусе. Поскольку Гарри скрыл от них истинную цель своей беседы с Сириусом, ему трудно было придумать, что им сказать; в конце концов он ограничился честным сообщением о том, что Сириус велел ему возобновить уроки окклюменции. С тех пор он не раз успел пожалеть об этом: Гермиона отказывалась считать вопрос закрытым и то и дело возвращалась к нему, когда Гарри меньше всего этого ожидал.
— И нечего врать мне, что ты перестал видеть кошмары, — продолжала Гермиона. — Рон сказал, что прошлой ночью ты бормотал во сне!
Гарри метнул на Рона свирепый взгляд. Его товарищ, надо отдать ему должное, выглядел пристыженным.
— Ты бормотал совсем немножко, — извиняющимся тоном промямлил он. — Я разобрал только что-то вроде: «Ну же, еще чуть-чуть!..»
— Мне приснилось, как вы играете в квиддич, — грубо солгал Гарри. — Я кричал тебе, чтобы ты дотянулся до квоффла.
Уши у Рона покраснели, и Гарри почувствовал мстительное удовольствие. Конечно, ему снилось совсем не то. Прошлой ночью он снова путешествовал по Отделу тайн: миновал круглую комнату, затем комнату, полную тиканья и танцующих бликов, после чего опять очутился в гигантском зале со стеллажами, на которых лежали пыльные стеклянные шарики.
Он понесся прямо к ряду номер девяносто семь, повернул налево и помчался вдоль стеллажей… Наверное, именно тогда он и произнес «еще чуть-чуть», потому что чувствовал, как его сознательное «я» стремится разорвать оковы сна… Но, не успев добраться до конца ряда, обнаружил, что снова лежит на своей кровати, упершись взглядом в полог.
— Но ты хотя бы пытаешься защитить свое сознание? — требовательно спросила Гермиона, сверля Гарри взглядом. — Ты применяешь окклюменцию?
