Зайдя в дом, Силин снова сморщился от устойчивого запаха пропойной нищеты, а потом и поёжился. Похоже было, что дядька давно не топил печь, а по утрам на лужах уже хрустел тонкий зеркальный ледок.
Сам хозяин дома спал, сидя на своём единственном лежбище и откинув назад, на засаленную до черноты спинку дивана, седую голову. Михаил осторожно уселся в коварное кресло и с досадой посмотрел на солидную батарею порожних бутылок из-под водки.
«Ну вот, так и есть! Его теперь и пушками не разбудешь».
Но, словно опровергая его мысли, Васян коротко и мучительно простонал, затем закашлялся, в горле его что-то забулькало, и, приподнявшись с дивана, он начал долго и звучно отхаркиваться в старое ведро рядом со столом. Нумизмат с содроганием подумал о том, сколько он сейчас вдыхает туберкулёзных палочек Коха. Размышления его прервал их хозяин, обнаружив наконец в своих роскошных апартаментах гостя.
— А, Мишка! Пришёл. А я тут сижу… разлагаюсь… — с трудом восстанавливая нарушенное дыхание, заговорил Федотыч, снова откидываясь на подушки. — Лежать уже не могу… задыхаюсь… Скоро поцелуемся, безносый и курносая…
Он как-то квохчуще хохотнул над своей шуткой, и Михаил по-особому ясно увидел в разрезе расстёгнутой рубашки неестественно выпирающие ключицы, серую кожу шеи и кусок синей «нагрудной живописи», что-то полукруглое и узорчатое.
— Собака-то твоя куда делась, съел, что ли? — спросил Силин.
— А, Чифир? Нет, сучьи свадьбы начались, теперь его все равно на цепи не удержишь.
— Чем же ты его кормишь? — не удержался от давно волновавшего его вопроса Михаил. — Морковкой, что ли?
— Ты что, этот силос я сам хаваю. Сосед у меня есть, на мясокомбинате работает, в охране. Раз в неделю костей для Чифира приносит, бесплатно.
— Что ж он такой добрый?
Васька ухмыльнулся.
— Да, раз Чифир с голодухи всех его куриц ночью передушил. С тех пор он его и подкармливает.
«Сосед, похоже, больше тебя боится, чем собаку», — подумал Нумизмат, а потом наконец спросил о главном:
— Ну, ты хоть что-нибудь узнал?
Почему-то он был уверен, что эти дни, деньги, надежды — все ушло впустую. Прошвырнулся дядька по кабакам, гульнул напоследок жизненного пути. Но тот неожиданно сказал прямо противоположное:
— Ну а как же. Если я сказал, то что тебе, фуфло буду гнать?
— Ну? — нетерпеливо спросил Силин, невольно подавшись вперёд всем корпусом. — Кто?
— Подломили тебя два моих старых кента, с одним ещё на «крытой» жил, с другим пару раз на пересылке хорошо покнацался. Все я тебе тогда точно раскумекал, и наколка была, и заказ…
Михаил затаил дыхание, но дядька снова закашлялся, правда, на этот раз быстро справился с остатками собственных лёгких, и, тяжело отдуваясь, закончил свой рассказ:
— …Гараня на твоё барахло глаз положил.
— Гараня?! — удивлённо переспросил Нумизмат. — Это у которого дом на Первомайской, двухэтажный?
— Да, ты его сам-то знаешь?
— Нет. Этот дом другая бригада строила, какие-то армяне из Карабаха.
— Гараня из настоящих блатарей, я его ещё юнцом знал, первую чалку он тогда одел. Лет на десять меня помладше. А сейчас все, ссучился. Во всем городе масть держит, пристяжных себе набрал, амбалов, зоны никто не нюхал. Из старой рыгаловки балаган себе соорудил, «Золотым» назвал..
— А, это тот бар на пустыре, — догадался Михаил.
— Ну, а я тебе про что талдычу? — даже обиделся дядька. Что делать, если Силин по-прежнему не все понимал из рассказа своего родственничка…
— Только не пойму, на кой черт ему моя коллекция? — скорее сам себя, чем Васяна, спросил Нумизмат.
— А её у него уже и нет.
— Как так — нет? — поразился Силин.
— А так. Кенты мои как утром хабар к нему притартали, в «Золотой», Гараня сразу расплатился. Они ещё по пивку не приняли, а он уже все твои железки в Железногорск отправил.
Это был жесточайший удар. Михаил считал, что он уже рядом со своей коллекцией, что она близко, здесь, в Свечине.
— Что же мне делать? — растерянно спросил Силин.
— Что теперь делать? Один хрен, тебе надо на Гараню выходить. Только он тебе адресочек подскажет.
— Что ж, придётся идти к этому бандюге, спросить, зачем ему нужны мои монеты.
Федотыч не засмеялся, просто как-то странно заквохтал, что вызвало новый приступ кашля. Перегнувшись через валик дивана, он долго отплёвывался, а когда снова обернулся лицом к Силину, тот с содроганием души увидел на подбородке старика розоватые следы крови.
«Да, жить ему, похоже, действительно не много осталось», — подумал он. Между тем Васян отдышался и с подобием усмешки на ввалившихся губах сказал:
— У меня по зоне как-то была кличка Дурак. Ну а ты, племяш, похоже, по жизни дурак. Гараню на бога не возьмёшь, уговорами, и на арапа тоже. Вилы ему ставить надо! Силу свою показать, понял? Ну, прижать надо, лоб зелёнкой помазать, чтобы он безносую рядом почувствовал! Но не просто так, надо, чтобы он тебя ещё и зауважал. На стойку его держать надо, картину гнать!
— Как это? — не понял Михаил.
Дядька долго всматривался в него своими выцветшими глазами, но потом все-таки попробовал объяснить:
— Иной жульман и пушку на тебя наставит, а глаза-то бегают и ручонки дрожат! Посидеть бы тебе годков десять, все сам бы понял.
— Да нет, спасибо, — поперхнулся Силин. — В зону что-то не тянет.
— Так что надо тебе как минимум волыну завести перед разговором, — продолжил свои рекомендации Васян.
— Чего? — снова не понял Михаил.
— Ну, пушку, пистолет или обрез. И до самого Гарани тебе трудно будет добраться. Все разгонщики в городе под его началом, магазины трясут. Двое с ним постоянно пасутся, вон как мой шкаф размером, — Васян кивнул на остатки своей мебели за спиной Силина. Попробовали его грохнуть год назад, да в химкину хату не он, а его амбал угодил.
— За что же его так?
— Я ж тебе говорю, Гараня ссучился! Он ведь из настоящих воров, а тут ментов начал прикармливать. Жизнь другая пошла, бодяга. Мы-то все по старинке, по воровскому праву. А Гараня ушлый, быстро все раскумекал…
Он оборвал свою речь, прикрыв глаза, откинул голову на спинку дивана и коротко простонал.
— Тебе что, плохо? — спросил Силин, обеспокоившись.
— А, загнусь, похоже, скоро… Доплываю уже. И жизни как не было, так… Пересылка, вагонзак из детства на кладбище.
— Может, «скорую» вызвать? — тихо спросил Михаил.
Васян только сморщился. С закрытыми глазами его обезображенное лицо казалось ещё страшней, просто вставший из гроба покойник.
