— Шура, ты знаешь, как у нас в разведке называют продажных двойных агентов? Кротами или крысами. Так вот запомни, крысёнок, — он сильнее сжал пальцы, и диспетчер-аналитик тоненьким голосом взвыл от боли, — сидеть надо на одном стуле, а то два могут разъехаться, и шлёпнешься жопой на пол, понял?
— Ва… Валерий Николаевич, я ничего… — пискнул в руках Киреева щуплый Шурик.
— Да не вешай ты мне лапшу на уши! Из памяти нашего компьютера ты стёр запись о телефонном звонке и посылке факса в Швейцарию. Но в коммутаторе-то информация осталась. Звонили в восемь пятнадцать утра, как раз твоя смена. Понял? А я-то думаю, откуда это Бигбаг так хорошо знает ситуацию? Такие подробности про Нумизмата… — И, отшвырнув парня в сторону, Киреев кивнул на дверь: — Пошёл вон!
Глядя, как Шура неуверенной походкой пробирается к выходу, прикрывая рукой распухшее и покрасневшее, похожее на пельмень ухо, Киреев подумал: «Как только подвернётся случай — уволю засранца!»
Эта мысль сразу испортила настроение. Все-таки Шуру он считал своим питомцем. Обидно, когда предают самые верные и ближние.
С трудом оторвавшись от самокопания, Валерий Николаевич нажал кнопку селектора и, услышав испуганный голос Шурика, продиктовал ему некоторые указания.
— Позвони в «Сатурн», пусть подготовят «фольксваген» с обычным составом, только собака нужна не на взрывчатку, а на человека. Я подъеду примерно через час.
Вот поэтому сейчас во дворе балашовского дома Киреев, отбросив свою «англизированность», безбожно материл своих подчинённых. Закончив с этим святым делом, он подошёл к стоящему на крыльце Ерхову.
— Здорово, Михалыч, — буркнул шеф службы безопасности, подавая руку дворецкому.
— Приветствую, Валерий Николаевич. Что это у вас за десант? — кивнул управляющий на вылезших из микроавтобуса «секьюрити».
— Да проверить тут у вас кое-что надо, пошляемся немного по дому.
— Недавно же проверяли! — удивился Колобок.
— А-а, наш Баграев в Швейцарии кислороду перебрал, житья никому не даёт.
Валерий Николаевич окинул критическим взглядом поднимающихся по ступенькам охранников и окликнул кинолога:
— А у вас вроде бы раньше доберман был?
— Фауст? Подох, бедняга.
— Что это он?
— Ветеринар сказал, инфаркт. Служебные собаки долго не живут. А ему как-никак девять лет было.
Нагнувшись, кинолог потрепал лобастую голову широкогрудого ротвейлера и одобрительно сказал:
— Но Марс у нас тоже молодец, так ведь, дружище?
«Дружище» исподлобья глянул на хозяина, затем ткнулся носом в полиэтиленовый пакет с газетами, в своё время нещадно изрезанными Силиным, и неторопливо затрусил к дому. Но не успел Киреев, стоя на крыльце, закурить сигарету, как явно обескураженный кинолог показался в дверях.
— Валерий Николаевич, вы извините, но там совершенно невозможно работать. Я собаке нюх угроблю на этом дерьме.
— Что такое? — удивился Киреев, но, войдя в дом, сразу понял проблемы собачатника.
— Где Ерхов-то? — спросил он, но мажордом уже спускался вниз по лестнице со второго этажа. — Чем это у вас так непотребно воняет, уважаемый вы наш Евгений Михайлович? Канализация забилась букетами роз?
— При чем тут канализация? — недовольным тоном отозвался управляющий. — Просто плановая дезинфекция, чтобы не заводились крысы, мыши, тараканы. Сейчас осень, эти твари лезут в дом. Уже включили вентиляцию, скоро все выветрится.
Ерхов побоялся рассказывать начальнику охраны об истинной причине вызова борцов за чистоту.
«Опять начнёт издеваться, скажет, что мне почудилось, на смех поднимет».
— Но в доме дышать невозможно, не то что собаке работать!
Словно подтверждая его слова, широколобый Марс совсем по-человечески три раза чихнул.
— Вот видите, — кивнул на него Киреев. — Хоть противогаз надевай.
— Ничем не могу помочь, — развёл руками Ерхов. — Вытяжка работает на полную мощность, ждите.
— Ладно, проверьте пока автономку, подвал. Может, со временем эта жуть рассеится, — велел Киреев.
Тем временем два умельца в форменных комбинезонах начали пристраивать к входной двери массивную продолговатую коробку, крашенную серой молотковой эмалью.
— Что они собираются делать? — заволновался Ерхов, с ужасом наблюдая за этой сценой.
— Устанавливают дистанционную задвижку. С её помощью можно заблокировать двери, находясь в любом конце дома.
— Но она уродует весь дизайн!
Киреев, тонко улыбаясь, развёл руками:
— Ничего не могу поделать. Указание начальника товарища Баграева. Пойду посмотрю, на улице должны установить дополнительные телекамеры.
Когда минут через сорок изрядно продрогший на ноябрьском ветру Киреев вернулся в дом, первая задвижка уже стояла на входной двери. Осмотрев не очень изящное изделие, Валерий Николаевич довольно хмыкнул.
«Вряд ли „мадам“ понравится это чудовище», — с некоторым удовольствием подумал он. Их вражда с Баграевым зашла настолько далеко, что даже дельные предложения шефа он воспринимал в штыки. К удивлению Киреева, на лестничной площадке показался кинолог со своим Марсом. Не торопясь, они спустились вниз, и проводник мрачно отрапортовал:
— Обошли весь дом, вроде чисто, но хорошо бы повторить дня через три, не раньше.
— По-моему, эта зараза и через неделю вонять будет.
Спровадив во двор неразлучную пару, Киреев поднялся наверх и не спеша начал обходить одну комнату за другой. В розовой спальне он задержался дольше всего. Разглядывая безупречно застеленную кровать, он испытал то же самое чувство, что в своё время пришло к Нумизмату: Киреева потянуло рухнуть на эту постель как есть, в мокром от дождя плаще, и непременно водрузить грязные ботинки на пуховую нежность подушек. Еле сдержавшись и сплюнув с досады, он вышел в коридор и, пройдя его до конца, упёрся в нишу. Приоткрыв дверцы, Киреев несколько секунд рассматривал полутёмное, пустое пространство, потом закрыл дверь и продолжил свою экскурсию по дому.
Лишь спустя три часа, закончив работу, и «секьюрити», и управляющий покинули «розовую сказку» Балашовых.
18. ГОРЯЧКА.
К этому времени Нумизмат промёрз до самых костей. Находясь в бессознательном состоянии, он опрокинул бутылку с водой на подстеленную вместо матраца куртку, и теперь и свитер, и рубашка его безнадёжно пропитались влагой. Внизу постоянно ходили люди, доносились голоса. Силин не мог переодеться, он опасался даже отползти подальше, в глубь кожуха. А беспощадный поток воздуха пробирал до дрожи.
Когда внизу все успокоилось, Михаил все же сполз с мокрой куртки, но холодные листы жести ещё больше заморозили его. Боясь, что разлитая вода просочится вниз и проявится пятнами на подвесном потолке, Силин аккуратно свернул куртку, предварительно сунув в середину остальные мокрые вещи: свитер, рубаху и штаны-подушку. Для того чтобы стянуть их с себя и переодеться в сухое, Нумизмату пришлось долго и мучительно ворочаться в узком пространстве. Он извивался как червяк и стукался о жесть локтями и головой. Иногда это у него получалось чересчур громко, но Силину было уже все равно, терпеть больше холод он не мог.
