– Государь, – сообщил главный камердинер, – пришла бабка Настасья и говорит, что хочет сказать тебе нечто важное.
Действительно, в этот день Сергей ее не ждал, а внеплановый визит подразумевал наличие достаточно серьезной новости.
– Чем порадуешь, бабушка? – поприветствовал царь свою информаторшу, когда она была запущена в покои.
– Боюсь, ничем, ваше величество, – вздохнула бабка, – наоборот, худую я принесла весть. Не нравится мне Андрей Ушаков, ох, как не нравится.
– Мне тоже, – пожал плечами Сергей, – но это еще не повод для печали. Или ты про него что-нибудь узнала?
– В том-то и дело, что почти ничего нового, хотя очень старалась. Раньше-то получалось, а три дня назад как отрезало. Где это видано, чтоб ни один из дворни вообще ничего не говорил про хозяина, хоть под угощение, хоть девке в постели? Никогда такого не бывало, а тут уже третий день подряд. Как будто он им языки заранее вырвал, дабы не болтали.
– Нет, скорее просто убедительно пообещал в случае чего с этим не тянуть. Но за ним самим-то ты проследила?
– Без этого никак, государь. Два дня назад приезжал к нему богатый возок, кажется, голицынский. Вечером уехал. Вчера Ушаков ездил в Коломенское, отстоял службу там и вернулся. Сегодня с утра сидит дома, носу на улицу не кажет.
– Значит, так. Дворню его больше пусть твои люди не расспрашивают. А вот слежку продолжай, только как можно осторожней. Лучше уж пусть ему удастся незаметно что-то провернуть, чем твой человек попадется. Как узнаешь что новое, сообщай немедленно. Вот, возьми на расходы.
С этими словами царь отсчитал бабке пятьдесят рублей, а после ее ухода задумался.
Вроде ничего особенного в рассказе Анастасии Ивановны нет, ведь Ушаков копает под Верховный тайный совет и, значит, должен соблюдать осторожность. Причем он имеет дело только с Минихом, сам царь его пока беседой не удостоил. Да, но почему он начал принимать меры только сейчас, хотя первая беседа с генерал-аншефом состоялась три недели назад? Может, разузнал что-то важное? Нет, такое объяснение не годится, ведь не рассказывал же он об этом своим слугам! Или просто заметил интерес к своей персоне? Вполне возможно, хоть бабка и утверждала, что люди у нее опытные. Но есть и еще одна вероятность – он начал встречаться с кем-то и очень не хочет, чтобы об этом стало известно еще кому-либо. Опять же подобное вполне возможно в процессе расследования деятельности Совета, но тогда надо немного подождать. Завтра его должен посетить Миних – так между ними было уговорено. Если при встрече Ушаков расскажет генералу что-нибудь интересное, то можно будет прикинуть, соответствует ли важность полученных сведений отмеченным бабкой Настей мерам предосторожности. Если да, то тогда все вроде терпимо.
Следующий день молодой царь провел как на иголках, хоть и смог, взяв себя в руки, дописать указ до конца. Вечером пришел Миних и сообщил, что у Ушакова никаких новостей нет. Пару минут Сергей раздумывал – не поделиться ли с генералом своими подозрениями, но решил, что это пока рано. Хотя скорее всего Ушаков действительно работает на кого-то другого, и совсем недавно. Да, но на кого же? Кто и, главное, с какой стати мог пообещать этому скоту нечто, перевешивающее грядущую императорскую милость и должность директора в возрожденной тайной канцелярии?
Ответ был прост, как пять копеек, и не вызывал у Новицкого ни малейшего энтузиазма. Ибо теперь ясно, что пообещали Ушакову абсолютно то же самое. А сделал это человек, точно знающий, что нынешний император надолго на троне не засидится.
Блин, да кто же это такой, в растерянности подумал Сергей. Как зовут эту не в меру прозорливую падлу?!
Глава 11
Если в ваш адрес задумана какая-то пакость, но вы еще не готовы ее нейтрализовать, то ни в коем случае нельзя показывать, будто для вас что-то изменилось, – этим можно спровоцировать противника к немедленным действиям. Сергей знал такое правило, и поэтому во дворце не происходило почти никаких изменений. Почти – это потому, что небольшое изменение все-таки было произведено. Ибо Новицкий, подумав, пришел к выводу, что без лиц, которым он – естественно, не выходя из роли Петра Второго – может всецело доверять, его дело – труба. Они должны появиться, причем срочно. Именно потому что он, Сергей, не знает, откуда и когда придет удар. И нужно посвятить в дело именно тех, для кого смерть или свержение молодого царя станет личной катастрофой. «Неизвестно, – меланхолично подумал молодой человек, – лучше ли они от этого будут меня защищать, но тут можно усмотреть один немаловажный плюс – совесть не будет мучить за то, что я прячусь за спинами людей, ничем мне не обязанных».
Посвященными стали те, кто до болезни императора был почти никем и после его свержения станут ими же, – братья Ершовы и поручик Губанов. Сведения о нем бабка Настя уже собрала, и они позволяли надеяться на его верность.
Был и еще один посвященный, который не совсем попадал под вышеописанное правило, – генерал-аншеф Миних. Но и его тоже можно было отнести к тем, кто понимал: при теперешнем государе лично ему будет лучше, чем при любом другом.
Сначала Сергей поговорил с Христофором Антоновичем. Беседа была не очень долгой, состояла в основном из монолога молодого царя и закончилась следующими его словами:
– Вот так, генерал, теперь тебе решать. Защищая меня, ты рискуешь при проигрыше карьерой, а то и головой. Но в случае нашего выигрыша ты получишь заметно больше, чем даст тебе кто угодно, пришедший вместо меня. Имеются в виду не чины, а возможности. Ты уже понял, что я хочу стать достойным продолжателем дел своего великого деда. На этом пути мне нужна правая рука, и я не вижу никого, кто мог бы потянуть эту ношу лучше тебя.
Миних вполне ожидаемо согласился быть с императором до конца, и тут Сергей уточнил:
– Может, дело действительно закончится моей смертью, но я вообще-то не хочу доводить до таких крайностей. Если все пойдет совсем худо, но тебе при этом не будет угрожать непосредственная опасность, то я сбегу, потому что живой человек всегда сможет вернуться, мертвый же – никогда. А ты останешься. Ну, а коли опасность будет грозить и тебе, скроемся вместе.
Затем Новицкий произнес почти такую же речь перед братьями Ершовыми и поручиком Губановым, после чего в Лефортовском дворце и начали происходить небольшие, почти незаметные постороннему взгляду перемены. Выглядели они так, будто императору поднадоело заниматься охраной своей персоны и он пустил дело на самотек. В результате дисциплина среди караульных упала, появились даже случаи отлучек с постов, а один раз дежурная и отдыхающая смена основательно напились прямо в процессе несения службы. Все это было нетрудно организовать, но вот сделать так, чтобы при всех этих внешних проявлениях тщательность охраны императорской особы только повысилась, оказалось заметно труднее. Однако Губанов справился, Миниху почти не пришлось вмешиваться. Кроме того, поручику были выданы деньги на покупку пароконного возка, в коем он теперь и ездил на службу, хотя квартировал менее чем в полукилометре от дворца, а в нем у него была своя комната. Пока все доверенные люди считали, что возок понадобится государю на случай бегства, и он их не разубеждал. Тем более что колымага действительно понадобится, но не эта. Поручение подготовить настоящую уже было дано бабке Настасье.
