Сергей не помнил, что происходило в последние два часа до переноса. Собственно, именно потому что ученые предполагали высокую вероятность хоть кратковременной, но амнезии, восемь часов до старта не происходило вообще ничего – разумеется, только в боксе, где лежал будущий император Петр Второй.
Перенос являлся мгновенным обменом одинаковых объемов пространства между восемнадцатым и двадцать первым веком, причем форма обменивающихся кусков могла быть произвольной, достаточно сложной и определялась исходной настройкой аппаратуры. Так вот, по сути, в прошлое были перекинуты три объекта, связанные меж собой каналами толщиной менее сотой доли миллиметра.
Первый – это он, Сергей, плюс пять миллиметров вокруг его организма, из-за чего в шелковой рубахе, до переноса надетой на Петра, в нескольких местах образовались довольно приличные дыры.
Второй – самораспадающаяся флуоресцентная пленка с изображением ангела.
Третий – титановый контейнер, обмененный на полтораста кубических дециметров каменной кладки подвала Лефортовского дворца, – он в двенадцати метрах ниже Сергея. В основном там комплект оборудования для создания и настройки маяка, причем из-за лимита массы весьма неполный, и пять с половиной кило лично для Новицкого. То, что ему разрешили взять в прошлое для обеспечения основной миссии и последующей за ней жизни в новом мире, в том числе уже упоминавшийся наган с пятьюдесятью шестью патронами в стальных многоразовых гильзах.
То есть сейчас на месте Сергея в камере переноса должен лежать полумертвый Петр Второй, а под ним – четверть тонны камней из лефортовского подвала. Плюс мизерный объем воздуха вместо ангельской пленки, который сразу рассеется.
Новицкий в который раз вяло удивился, что за дубы сидели в Центре в качестве психологов. Неужели они всерьез предполагали, будто он, Сергей, поверит, что несчастного мальчишку из прошлого кто-то собирается лечить? А потом вешать себе на шею нешуточный геморрой с его адаптацией в совершенно незнакомом мире, и все это из чистого альтруизма? Да ему тут же сделают укол, чтобы не мучился, и быстренько кремируют под видом Новицкого, а безукоризненное заключение о смерти от какой-нибудь вполне естественной причины наверняка давно готово.
Сергей пришел в себя с первых же секунд в новом мире – он даже успел увидеть «ангела» до его распада и услышать, как падают оба находящиеся в комнате. Об этом его предупреждали – находящиеся вблизи переноса получат хороший удар по мозгам, причем интенсивность воздействия будет обратно пропорциональна кубу расстояния от зоны катаклизма. В силу чего клоун, то есть местный экстрасенс, стоящий у самой кровати, огреб по полной, а поп, пребывавший чуть в отдалении, пришел в себя минут через пять, немного пометался на четвереньках и, наконец приняв положение, близкое к вертикальному, с нечленораздельными подвываниями умчался. Причем, как выяснилось, в правильном направлении, то есть к Остерману – одному из тех людей, на которых поначалу собирался опереться новый император.
Однако на этом размышления Сергея были прерваны. В дверь просунулась лакейская рожа и сообщила:
– Вашество, государь, там этот нехристь очнулся и говорит непотребное!
– Какой именно и что говорит? – поинтересовался Новицкий, постаравшись изобразить царские интонации.
– Прости меня, разумом скорбного, опять забыл, как же его, погань жидовскую, звать… Шалава, что ли? А кричит он, что спас тебя, государь, от неминуемой смерти силою своего таланта, приняв твою болезнь на себя, и требует почестей!
Быстро очухался, прикинул Сергей, а сориентировался еще быстрее. Сейчас, правда, не до него, но в будущем может пригодиться.
Поэтому лакею было сказано:
– Он не жид, а грек, и зовут его Шенда. Скажи, что почести будут, но попозже, а сейчас пусть где-нибудь отдохнет после своего подвига, и не у меня под дверьми. Но с чего это ты, любезный, ломишься к императору без доклада? Еще раз повторится – сгною, а пока бегом выполнять приказ.
Однако бедному труженику дворцового сервиса было суждено тут же нарушить распоряжение его величества. За дверью раздались тяжелые шаги, затем явственный звук плюхи, дверь вновь распахнулась, и в комнату влетел все тот же лакей, причем явно после хорошего пинка.
– Е… его сиятельство генерал-аншеф Миних! – испуганно проблеял он. После чего могучая лапа взяла лакея за шкирку и выкинула в коридор, а в комнату, аккуратно притворив за собой дверь, вошел поименованный и вполголоса рявкнул:
– Государь, граф Христофор Миних прибыл по вашему повелению!
Глава 3
Разумеется, все происшедшее не было импровизацией. Миниха и Остермана Новицкий выбрал давно, еще в Центре, а потом консультанты-историки подтвердили, что это наиболее подходящие люди. Оба они неординарные, уже доказавшие свои немалые способности, и оба одиночки. То есть за ними не стоит никакого клана, мечтающего закрепить свою власть, в отличие от Долгоруковых.
Насчет этих последних Сергей был совершенно согласен. Ну только такой своры под боком ему и не хватало! Тем более что в ближайшее время потребуются деньги, а Долгоруковы держали молодого императора на голодном пайке, при этом под себя гребли ну просто бессовестно.
Правда, Сергею советовали обратить внимание еще и на Андрея Ушакова, бывшего и будущего шефа тайной канцелярии, но тут молодой человек решил повременить – у него сложилось впечатление, что именно сейчас Ушаков не имеет реальной силы и, значит, ничем не поможет в разборке с Долгоруковыми. А ее следовало провести быстро, иначе придется жениться, что никак не входило в планы Новицкого. Потому как среди видеоматериалов, отснятых аппаратурой Центра в период с середины одна тысяча семьсот двадцать восьмого года, царская невеста Екатерина попадалась довольно часто. Она сразу не понравилась Сергею внешне, а уж когда дело дошло до эпизода, где эта девица лишала молодого Петра невинности, его мнение о ней окончательно упало ниже плинтуса. В немалой степени этому способствовал тот факт, что просмотр проходил на занятиях, почти как в школе именуемых «основы сексуальной культуры». Правда, в Центре они проводились индивидуально и не ограничивались только теорией.
Преподавала этот предмет дама лет сорока – судя по фигуре, серьезно занимавшаяся культуризмом. На первом занятии она представилась как Стерлядь, уточнила, что ударение надо ставить на втором слоге, затем процитировала Гёте в переводе Пастернака: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо», – после чего Сергей и пискнуть не успел, как стал мужчиной. Потом был полугодовой курс с занятиями раз в неделю по два часа. Разумеется, Новицкий старательно учился по всем предметам, преподаваемым ему в Центре, но только уроков Стерляди ждал с нетерпением, чему сам был немало удивлен. По завершении курса преподавательница подвела итог:
– Ну, юноша, хотя до полноценного героя-любовника ты еще недотягиваешь, но такая задача перед нами с тобой и не стояла. Зато теперь я уверена, что тебе не снесет крышу, когда первая же встречная шмара покажет сиську или еще что-нибудь. Успехов!
