Скотина этот Лесток, подвел итог император. Потому что если бы в Преображенском полку происходило что-то хоть отдаленно похожее, то давно бы у меня про это лежали два независимых доклада – один от бабки, другой от Павшина. А с фельдмаршалом Голицыным этот немецко-французский интриган и вовсе сел в лужу. У старика больная печень, которая сведет его в могилу в конце этого года, и он вообще не пьет ни грамма. Эх, Миниху надо было отправляться не в Сарское, а на московский тракт, ловить там гонцов. Ведь этот Лесток, получив известие о провале своей миссии, вполне способен сбежать. Хотя, может, еще не поздно? Да и не факт, что он сразу куда-нибудь намылится. Ведь козел считает, что император, пусть даже и выживший, должен быть благодарен ему за донос. Ловля же курьеров на одной из самых оживленных дорог империи может вызвать ненужный ажиотаж. Так что урода лучше потихоньку арестовать, и все. Кому это поручить – Миниху, Ягужинскому или еще кому-нибудь?
Но тут Новицкого что-то знакомо кольнуло. Опять он пропустил какой-то факт! И значит, надо садиться и вдумчиво соображать, пока впечатления еще свежи. Итак, сначала он подумал про арест, и тут вроде ничто не шевельнулось. Затем вспомнил Миниха, а потом…
Вот оно, облегченно вздохнул молодой император. Когда в Центре ему рассказывали про Лестока, то упомянули, что тот был дружен с Ягужинским на почве совместных пьянок и походов по бабам. Причем как-то раз Павлу Ивановичу даже пришлось отмазывать своего приятеля от нешуточных неприятностей, происшедших из-за того, что тот переспал с дочерью кого-то из приближенных Петра Первого. Кстати, так и не отмазал, и отправился Лесток в ссылку, откуда был возвращен уже при Екатерине.
Значит, в любом случае Ягужинскому поручать его арест нельзя, сделал первый вывод Новицкий. Следующий же состоял в том, что этим вечером он, император, соображает даже хуже, чем утром. Ягужинский с Минихом в Питере, а Лесток в Москве! Где в скромном доме на краю Дорогомиловской ямской слободы давно живет добрая старушка по имени Анастасия Ивановна. И если уж она не найдет, кому поручить незаметно украсть далеко не самую важную персону в городе, то Новицкому туда лучше вообще не возвращаться. А на первом же попавшемся корабле сбежать из императоров в Америку, где купить ферму и заняться выращиванием кукурузы. Или для этого тоже нужны мозги?
Итак, садимся писать письмо бабке, закруглил размышления молодой царь. Туда вложим послание от Лестока, а от себя добавим, что оную фигуру нужно быстро, но незаметно поймать. После чего препроводить в Лефортовский дворец и сдать там под личную ответственность Афанасию. Для подобных дел в подвале уже два месяца как были оборудованы три обычные камеры и одна допросная, пока пустовавшие. Вот пусть мажордом и осваивает еще одну грань своих многочисленных обязанностей, в будущем наверняка пригодится. А бабка, кажется, говорила, что знакома с племянником знаменитого московского палача Емельяна Свежева. Впрочем, это не суть важно, племянник он будет или троюродный внук, лишь бы дело знал. В общем, Лесток должен быстро рассказать о своих планах и сообщниках – за это ответственной назначается сама Анастасия Ивановна.
К удивлению Сергея, бабка не очень торопилась с ответом. Император успел выслушать рапорт вернувшегося из лесов Миниха о том, что он никого не поймал и поэтому не верит, что в Сарском орудовали обычные разбойники – эти бы наверняка попались. А весточки из Москвы все не было. Прошла неделя, Миних вновь занялся паровым кораблем, а царь с цесаревной все-таки съездили на два дня в Стрельну, где в числе прочего позагорали. Вечером Елизавета пришла в ужас от того, как покраснела ее белая кожа, и Новицкому пришлось чуть ли не полночи убеждать бедную женщину в том, что такая краснота не опасна, она скоро сойдет, и на ее месте образуется очень красивый загар. И вообще он, Петр, любит свою Лизу вовсе не за цвет кожи.
По возвращении в Питер царь узнал, что из Совета пришел положительный ответ относительно финансирования адмиралтейского батальона и восстановления дома в Сарском, а вот насчет средств для окончания строительства дворца и парка в Стрельне императора вежливо просили немного обождать – мол, деньги обязательно будут, только чуть позже. К осени, например, или на самый крайний случай к зиме, но уж никак не позже следующего лета. «Осмелели там без нас с Христофором Антоновичем, гады, – подумал Сергей. – И когда же, в конце концов, придет письмо от бабки – не случилось ли с ней чего?»
Но вот наконец курьер, лично отправленный молодым царем в Москву, вернулся с ответом от Анастасии Ивановны. Велев караулу никого не пускать и на всякий случай заперев дверь кабинета изнутри, Новицкий приступил к чтению не такого уж короткого послания. Написано же там было вот что:
«Здравствуй, государь мой батюшка, на множество лет. Получила я твое повеление, и такое сотворила, что даже не ведаю, простишь ли ты меня, старую. Не стала я указанного тобой проходимца ловить да Афоне сдавать, хоть и не очень это трудное дело, а с недавних пор и вовсе совсем простое. Но ведь мелкий же сей Лесток человечишко, и никак он сам до такого злодейства додуматься не мог! Ибо нет ему в том никакой корысти, а без нее он и не чихнет зря. Я бы еще поняла, коли хотел бы оный змееныш уморить одного тебя, а Лизавету оставить, чтоб, значит, по восшествии на престол ее потом окрутить. Хотя все едино дурак, Лиза твоя девка ушлая, на нее где сядешь, там и слезешь – это ты, ваше величество, небось и без моих подсказок заметил.
Но почему-то устроил дурной Лесток покушение сразу на вас обоих. И никак я не могу иначе мыслить, что это ему кто-то поручил, заплатив али посулив чего ценного. Конечно, у хорошего палача долго запираться немец не будет, но ведь подрядивший его на дело наверняка поймет, что дело нечисто, и пустится в бега. Лови его потом, тем более что Лесток много способен наплести, а мы с его брехней разбираться будем. Да может он и не знать всего, считая, что до того-то и того-то он сам додумался, хотя это ему подсказали. Не один на свете такой умелец, как мой Тихон, – чай, и другие есть. Или через посредников злыдня на дело подряжали, такое тоже может быть. Да, и по сему случаю сообщаю, что лейб-гвардии майор Шепелев и могиканская княгиня Василиса Чингачгукова только твоего приезда и ждут, дабы с высочайшего благословения чин-чином повенчаться. Совсем Степан Андреевич пить перестал, даже капли в рот не берет, просто любо-дорого смотреть. А Лесток теперь и шагу ступить не может, чтобы о том мне тут же не стало известно. Я ведь давно за ним присматриваю, он сразу после твоего отъезда забегал по Москве, как бешеной собакой в зад укушенный. И живет до сих пор в Ново-Преображенском дворце, куда ты его поселить изволил, в комнате как раз над той, где моя внучка Анюта обитает. И уже не раз со срамными предложениями к ней подкатывался, но я ей пока велела блюсти себя, пусть жеребец совсем голову потеряет. Значит, посмотрим мы за этим Лестоком, авось и поймем, по чьему наущению пустился он во все тяжкие. За сим я с тобой, ваше величество, прощаюсь до следующего письма и еще раз желаю тебе всяческого здравия.
К письму моему приложено два листа. На первом – список тех, с кем Лесток встречался, но нет в том ничего удивительного. На втором те люди, с которыми он вроде бы встречаться не должен, но почему-то сделал это. И наконец последнее. Прибыл недавно в Москву аглицкий посол Томас Ворд, по случаю того что страна его признала Россию империей, о чем скоро Совет подпишет бумагу. Так вот, обходит его Лесток десятой дорогой, хотя вполне мог бы и нанести визит, а то и не один».
