Явившись в свое новое владение, Сергей увидел, что Ганнибал выбрал самый неказистый домик из всего голицынского наследства. Хоть и кирпичный, но одноэтажный и всего о пяти комнатах. Никаких станков он тоже изобретать не стал, причем сам объяснил почему.
– Ведь ежели я придумаю какое-нибудь устройство, сильно труд ускоряющее, то его все равно придется делать. И занять этим надо будет мастера, коих у тебя и так не хватает: те, что есть, как белки в колесе крутятся. Поэтому лучше сообразить, как устроить работу таким образом, дабы ее совсем ничего не умеющие осилить смогли без всяких хитрых инструментов. Посмотреть не хочешь, как оно все происходит? Мы за два дня обмотали три катушки, но дальше оно явно побыстрее пойдет.
Разумеется, император хотел, и Ганнибал проводил его за свой дом, где на небольшом пустыре и шли работы.
Отрезок проволоки пятидесяти метров длиной, то есть одна размотанная катушка, был натянут между двумя вбитыми в землю столбами. Примерно посредине метрах в трех друг от друга стояли два мужика и натягивали оказавшийся между ними отрезок проволоки до предела. А вдоль него потихоньку двигались две бабы, непрерывно передавая друг другу челнок с ниткой. Вот они приблизились к переднему мужику и остановились. Каждый из мужиков сделал по четыре шага вперед, придерживая проволоку, откуда-то сзади выползла совсем древняя бабка в сопровождении пацаненка с плошкой, взяла поданную ей кисточку и начала шустро, но аккуратно обмазывать рыбьим клеем только что обмотанный участок. Четверо главных действующих лиц пока отдыхали. Бабка управилась с работой меньше чем за пять минут, мужики опять натянули проволоку, а женщины начали передавать друг другу челнок – руки так и мелькали.
– Видишь, государь? – счел нужным пояснить Ганнибал. – Каждая делает всего по два движения, причем очень простых. Взяла – передала, взяла – передала. Поначалу, бывало, путались, а сейчас работают так, что любо-дорого смотреть. Думаю, к завтрашнему вечеру обмотают они все твои катушки.
Сергей подошел к уже обмотанной части и внимательно ее осмотрел. Надо же, получается не хуже, чем на его образце! Который имел в длину всего метр, а возился с ним император полчаса.
– Где ты их нашел и сколько обещал за работу?
– Их зачем-то голицынский управляющий привез из Горенок, но он после смерти Голицына пропал, никто и не знает куда.
Ну почему же никто, хмыкнул про себя Новицкий. Я, например, прекрасно знаю. Сидит господин управляющий в моем подвале да вдохновенно про своего покойного шефа и его имущество рассказывает. Даже Федора пришлось оттуда убрать, потому как при нем управляющий кололся с такой скоростью, что за ним два Афониных кадра записывать не успевали.
– Вот, получается, они тут и маялись, никому не нужные, пока я их к делу не приспособил, – продолжал объяснения Ганнибал. – Бабка с внуком за еду работают, а этим четверым, кроме того, по пятаку на каждого обещано.
– Значит, так, – полез в карман молодой царь. – Если всю проволоку обмотают столь же аккуратно, то дашь всем шестерым по рублю. Только заранее не говори, а то вдруг на радостях портачить начнут. И распорядись, чтобы их тут где-нибудь поселили, это у меня не последняя проволока.
Задействовать еще и понедельник император решил потому, что среды и пятницы ему хватало только на дела внутренние, с иностранными же Головкин пока как-то разбирался сам. Получалось это у него вроде неплохо – если, конечно, судить по той истории, где он занимался тем же самым, но при Анне Иоанновне. Однако Новицкий решил, что в отличие от той императрицы ему и самому не помешает поглубже разобраться в хитросплетениях здешнего международного положения. Кроме того, у молодого императора уже появилась одна идея, или, если быть точным, даже полторы. Вот с ними он и хотел ознакомить своего министра иностранных дел, для чего тот был вызван в первый же понедельник по новому расписанию.
После доклада, в котором Гавриил Иванович как истинный дипломат за двадцать минут ухитрился не сообщить ничего хоть сколько-нибудь важного, слово взял молодой царь.
– Есть в Европе государство, именуемое Пруссией, – начал он. – Правит там король Фридрих Вильгельм, а его восемнадцатилетнего сына, наследника престола, зовут Карл Фридрих. Король, кстати, деспотичен донельзя, его там все боятся до икоты, включая наследника. И значит, тот недавно со страху взял да учинил глупость. Решил сбежать в Англию. Ладно, решил бежать, так беги, но этот недоросль и на сто саженей отойти не успел, как его поймали.
– Государь, откуда ты все это знаешь? – изумился Головкин. – Мне только вчера пришло письмо из Пруссии, но без подробностей.
– А мне – чуть пораньше и с ними. Не надо на агентах и курьерах экономить, тогда и у тебя все будет хорошо.
Разумеется, тут император немного преувеличивал. Всю эту историю ему рассказали в Центре, да потом еще пришлось сдавать по ней небольшой зачет. Но зачем это знать Головкину? Пусть лучше собственную разведку организует, тогда не придется выслушивать от царя внешнеполитические новости. Да скупость свою немного поприжмет, а то ведь иногда она доходит просто до неприличия.
– Однако только этим мои сведения не ограничиваются, – заметил Новицкий, с еле видимой укоризной посмотрев на Гавриила Ивановича. – Фридрих Вильгельм, видя такие дела, очень огорчился. Я, кстати, на его месте тоже не особо радовался бы, что у меня такой бестолковый сын растет, даже сбежать толком не может. Так вот, король от огорчения кому-то уже отрубил голову, а всех остальных хоть самым краешком к оному безобразию причастных посадил. И сына своего тоже, причем с явным намерением казнить. Не факт, что это у него выйдет, он ведь завел там у себя такие порядки, что подобное можно производить только по решению суда, а тот не торопится подтвердить королевскую волю. В общем, надо написать Фридриху письмо от моего имени. В котором выразить соболезнование, еще что-нибудь, а в конце предостеречь, что казнить наследных принцев вообще-то нехорошо. И добавить, что я, конечно, ничуть не оправдываю поступка его сына, но тем не менее прошу оставить его в живых. Более того, отлично понимая огорчение отца из-за непутевости отпрыска, предлагаю отправить Карла Фридриха на перевоспитание к нам, в Россию. Обещаю, что года через три это будет совсем другой человек! Латынь забудет начисто, всю философию тоже, а вместо флейты будет играть на барабане. Физику осилит, математику, а заодно и научится за огородными растениями ухаживать. Плюс, разумеется, строевую подготовку постигнет в совершенстве, это святое.
Головкин открыл было рот, дабы спросить: откуда государь столь хорошо осведомлен о пристрастиях нынешнего короля Пруссии? Но воздержался, а немного подумав, осторожно сказал:
– Может, конечно, и получится, как ты задумал. Но все же мнится мне, государь, что Фридрих Вильгельм после получения такого твоего письма станет только настойчивей в намерении казнить своего сына.
– Да и пес с ним, – пожал плечами Новицкий, – нас в общем-то устраивают все варианты, коих, к слову, не два, а три. Король может казнить своего старшего сына, тогда вместо него в свое время сядет на трон младший, который еще бестолковее. Может подержать в тюрьме, а потом простить. Однако надо сделать так, чтобы Карл Фридрих узнал, сколь активно я за него заступался. И наконец, совсем маловероятен, но все же возможен такой исход, при котором будущий король окажется у нас. Тоже неплохо, даже если мальчишку и не удастся полностью перевоспитать.
