— Как мне кажется, князь совершит ошибку, привлекая к столь деликатному делу людей из Посольского приказа, — натужно выдавил иезуит. — Я имею в виду, на начальном этапе. Потом-то понятно, без них не обойтись, но предварительно… Поверь, они могут все испортить. Различие в верах — вопрос слишком деликатный, и далеко не всякий смотрит на него столь широко, как высокочтимый князь. Поэтому, как мне кажется, куда лучше, если со старшим братом Марии Магдалины эрцгерцогом Фердинандом станут разговаривать… — И он умолк, вопросительно уставившись на меня.
Понятно, куда гнет товарищ. В посредники набивается. Но почему он уверен, что у него самого выгорит? Суть-то остается прежней: выдать сестру за православного царя, и свою веру она должна сменить в обязательном порядке, до своего венчания. Об этом я и спросил.
Лавицкий ответил не сразу, словно прикидывал, о чем лучше до поры до времени умолчать. Но даже с учетом его умалчиваний я понял, что этот самый Фердинанд та еще штучка. При куче достоинств — добрый с приближенными и слугами, щедрый, умеющий легко сходится с людьми — он ревностный католик. Именно потому иезуит уверен — с братьями из ордена Исуса австрийский эрцгерцог станет разговаривать куда дружелюбнее. Естественно, в столь щекотливом, деликатном деле в любом случае нельзя поручиться за абсолютный успех, но тем не менее.
Я поморщился. Коль так, на кой ляд нам сдалась такая невеста. Но Лавицкий опередил меня. Мол, женщины из дома Габсбургов весьма хорошо воспитаны и прекрасно понимают свое предназначение. Дальше отведенных для них границ они никуда не суются и во всем покорны своему супругу, за что и ценятся мужьями.
— Хорошо, — кивнул я. — Но об этом мы с тобой поподробнее потолкуем завтра, ибо мне надо как следует подумать. Ну и посоветоваться, разумеется. Но если ты и получишь согласие, то, во-первых, участие твоего ордена будет абсолютно негласным, во-вторых, только на начальной стадии переговоров, а в-третьих, мне понадобятся портреты всех пяти потенциальных невест.
Лавицкий не возражал, но многозначительно потер палец о палец. Сумму назвал скромную, полтысячи, включая все расходы — путешествие, небольшие подарки и прочее. И конечно же я должен распорядиться, чтобы он поехал «во всеоружии», то есть имея при себе парсуны
[60]
самого Годунова и верительные грамоты.
И снова все уперлось в упрямство Марии Григорьевны. Но на сей раз я проявил недюжинное упорство. К тому же у меня имелся могучий союзник, на чьи слова я поминутно ссылался. И пусть душа Бориса Федоровича парила на небесах, но о желании своего покойного супруга монахиня хорошо знала, а потому хоть и упиралась, но через час сдалась. Однако особо обговорила, памятуя о прошлых неудачах, необходимость соблюсти строжайшую тайну, дабы в случае чего позор отказа не выплыл на всеобщее обозрение.
Скрепя сердце я пообещал ей и это, хотя не представлял, как смогу обеспечить секретность. Как может умолчать Лавицкий, что он приехал от имени родственников будущего русского царя?
Но касаемо тайны выход подсказал сам иезуит. И достаточно ловкий. На портретах же нет имени, а потому кто на них изображен — поди пойми. И почему не поименовать этого человека… князем Мак-Альпином. Да и вообще вести переговоры от моего имени. Титулов у меня предостаточно — и князь, и герцог, и думный боярин, а слух о моих блистательных победах в Прибалтике успел обойти всю Европу. Ну чем не выгодный жених?
— А не получится накладка? — возразил я. — Речь шла об одном, а официальные сваты приедут от другого?
— Сейчас главное — договориться в принципе, — вкрадчиво пояснил Лавицкий. — А сие означает получить согласие на брак с человеком православной веры. И если его дадут, то навряд ли родня невесты станет отказывать другому жениху, еще более титулованному, нежели первый. Да и прочее, включая парсуну, останется без изменений, верно?
— Ладно, — согласился я. — Пусть так. За живописцев не волнуйся, не сегодня завтра управятся, усажу за работу сразу троих. Деньги и грамоты отдам вместе с портретами. Но есть дополнительное условие: с тобой отправится мой человек.
— Князь не доверяет мне? — Лицо Лавицкого уныло вытянулось.
— Если б не доверял, мы бы с тобой вообще ни о чем не говорили, — проворчал я. — Но помимо получения согласия на брак мне надо, чтобы он лично потолковал с нею.
— О чем? — удивился иезуит.
— Обычная светская беседа, дабы выяснить ее ум, образованность и… характер.
— Навряд ли ему это удастся за одну-две встречи, — усомнился мой собеседник.
— Хотя бы немного. На первых порах хватит и того.
Нужный человечек у меня имелся: Андрей Иванов. Парень видный, польским владеет в совершенстве, немецким так-сяк, маловато в «Золотое колесо» из тех краев захаживали, но, на мой взгляд, вполне сносно. К тому же у него дядя и батюшка служат в Посольском приказе, да и у самого способности имеются, языком чешет — заслушаться можно. А кроме того, как рассказывал о нем Емеля, психолог он тот еще, от бога, и чем дышит посетитель, вычисляет влет. Вот и пускай присмотрит за иезуитом, чтоб не трепал зря языком, а заодно получит дополнительную разговорную практику и сможет рассказать мне о своих выводах после беседы. И грамотки я оформлю на его имя — так оно куда надежнее. Благо и липу стряпать не надо. Помнится, Мария Владимировна вместе с Емелей по моей рекомендации два месяца назад удостоила его титулом барона. Кажется, Вайварского — есть такое небольшое поместье верстах в двадцати пяти от Нарвы в сторону Ревеля.
— И помни, я буду с нетерпением ждать посланцев испанского короля, — предупредил я Лавицкого перед отъездом. — Лучше всего, если они сразу доставят свои корабли, предназначенные для продажи Руси. Думаю, тогда наш торг пойдет куда веселее и… обойдется для них намного выгоднее.
С Власьевым я консультироваться не стал, рано. Вначале надо получить предварительное согласие, а уж затем… А вот на подворье купца Баруха бен Ицхака своего человечка на всякий случай на следующий день отправил. Требовалось посоветоваться по поводу цен. Правда, застать купца не удалось — не появился он в Москве. Ну и ладно. Обождем. Авось нам не к спеху, время есть, благо других дел хоть отбавляй, знай успевай вертеться.
Однако человек предполагает, а судьба располагает. Первого апреля, на следующий день после отъезда Лавицкого и Иванова, мне пришлось отложить все занятия, ибо я получил тревожное сообщение. И увы — оно никак не походило на первоапрельский розыгрыш.
Глава 33
И СНОВА В ПУТЬ
Сигизмунд не стал дожидаться окончания сейма, проходившего в Варшаве. Зная настрой господ сенаторов, которые непременно попытаются решить все миром, а к этому на сейме и шло, король надумал поступить иначе. Оказывается, у них каждый пан вправе объявить войну любой стране. Этим Сигизмунд и воспользовался во избежание конфликта Речи Посполитой с Русью. Он уговорил одного из своих самых знаменитых полководцев Яна-Кароля Ходкевича и двоюродного брата Льва Сапеги Яна-Петра объявить войну Марии Владимировне, но от своего имени.
