— Ух ты! — восхитился Хворостинин, и правый зрачок его от восторга даже немного посветлел, перейдя из сочной синевы в небесную голубизну. Но спустя миг Иван отчего-то поскучнел, вновь нахмурился, а минут через пять неожиданно предложил: — Так, может, ты сам и возьмешься за сей труд, а? Эвон у тебя как лихо словцо к словцу ложится. А у меня столь складно… — Он вздохнул и замялся.
— Нельзя мне, — отрезал я. — Участникам событий веры меньше, а твой взгляд получается как бы со стороны, беспристрастный. Опять же некогда, поверь. Знаешь, сколько дел впереди? О-го-го. Но помочь обещаю, в смысле расскажу много чего интересного. Да и не я один. Вон сколько видоков, — я кивнул на своих гвардейцев, — и каждый охотно поведает, как они в составе славного войска, ведомого Федором Борисовичем Годуновым, всего за месяц покорили всю Эстляндию и часть Лифляндии. А о тщательной подготовке к этой войне самого престолоблюстителя могу и я на досуге поведать. И как наш будущий государь, орлиными очами своими далеко вдаль глядя, повелел ратников по-новому обучать, и как он проводников нашел, как все заранее и в точности по картам рассчитал да распланировал.
— А о твоем участии мне, стало быть, у других воевод вопрошать? — уточнил он.
— Не вздумай! — не на шутку перепугался я. — Обо мне лучше вообще ничего не писать. Мы кто? Передаточное звено, и только. Выслушали повеление престолоблюстителя и пошли выполнять его указания. Ну как ведро в колодце. Главное же — человек, который воду черпает. А кто он? Да наш государь.
— Так что ж, вовсе ничего не писать?! — возмутился он.
— Ну почему вовсе. Черкани в одном месте, что повеление его мы выполнили хорошо, обучили на совесть. Хотя в основном, честно тебе скажу, как на духу, этим по большей части занимался Христиер Мартыныч Зомме. Потому ты больше про него валяй. Ах да, — спохватился я. — Можешь еще написать, что я самостоятельно взял пару-тройку городов, но опять-таки пометь, что сделано оно мною по повелению Федора Борисовича Годунова.
— А-а… о тайном когда поведаешь? — не понял он.
— Да ты вначале обо всем этом напиши, а потом, дай срок, расскажу и о тайном, — пообещал я. — А пока рано.
На самом деле срок требовался мне. Для обдумывания, разумеется. Нельзя вот так, с бухты-барахты выкладывать на всеобщее обозрение всю кучу фактов — нате, любуйтесь. Лучше сперва подумать, что можно говорить, а чего не надо, как бы позже ни сокрушались историки. И сортировать придется тщательно, ибо что написано пером… Вот-вот.
Эпилог
ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ СНАЧАЛА, ИЛИ НЕСКОЛЬКО ЗНАКОВ
Гонец от Годунова ждал меня в Дмитрове, куда двумя днями ранее успели прибыть две с половиной тысячи сменившихся стрельцов, возглавляемые Воейковым и Жеребцовым, и гвардейцы под началом Зомме. Мои струги причалили к городу где-то в полдень. Узнав, что он задумал встречать нас завтра близ села Большие Мытищи, я порешил нынче же выехать туда, чтобы не вставать чуть свет, а дать всем спокойно выспаться. Добрались до села затемно, но благодаря загодя высланным мною людям (эдакая квартирьерская служба) с ночлегом, а главное с питанием, невзирая на изрядное количество людей, проблем не оказалось.
А наутро я проснулся и глазам не поверил — на улице белым-бело от обильного снегопада. Хорошо, Дубец настоял на том, чтобы разбить шатер — похолодало-то еще к вечеру. Я не хотел, упирался, но он уговорил меня. Мол, времени поутру будет в избытке, а собирать его недолго, и я махнул рукой — пускай. Правильно махнул. Вон сколько снега кругом, жуть.
Но когда вышел из шатра, первым делом почему-то вспомнилось пророчество Ленно: «А знак… Когда его увидишь, сам поймешь, не ошибешься».
Понимаю, сон, а все равно закралось подозрение, и, когда умывался, первым делом глянул на запястье левой руки, вновь облегченно вздохнув. Шрамы от шляхетских сабель в наличии, а этого нет. Но на сей раз, косясь на снег, я не удовлетворился тем, что не обнаружил ничего новенького, и поинтересовался, как у меня с правой рукой, так, на всякий случай.
Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на ней легкую полоску от недавнего разреза. Некоторое время я молча разглядывал ее, ничего не понимая, затем начал припоминать свой «сон» и схватился за голову. Да, я действительно протянул Ленно левую руку. Но это случилось до того, как она сделала заказ для обряда: мед, воск и… труп. А после того как я достал из дорожных сумок два первых компонента и раздавил жука, я протянул ей… правую руку.
Пра-ву-ю.
И вмиг прежние опасения вернулись с новой силой.
— Ну и что выходит? — пробормотал я. — Что это был не сон? Но тогда получается…
А договаривать не стал. Бред какой-то! Мистика! Не разговаривают люди не разжимая рта, и не могут у них светиться зрачки. Я уж не говорю о том, что небесные светила не могут носиться по кругу, как спринтеры по беговой дорожке стадиона, а сверхновые звезды вроде той багрово-красной не должны рождаться в одночасье. Словом, неправильно оно все, и не должно такого быть, потому что… не должно. Ни-ког-да. И я с негодованием отбросил свои подозрения в сторону.
Времени же на сборы действительно хватило, притом с избытком. Мои орлы и шатер давно свернули, и позавтракали, и даже успели истомиться от ожидания, а Годунова все не было. Я начал подумывать, не случилось ли чего, но тут прискакал мой гвардеец. Еще поутру я послал его в Москву, так сказать, для уточнения. Хотелось-то встретить своего ученика со всей помпезностью, то бишь при полном параде — ровные ряды воинов (мои полки в центре, стрелецкие по флангам), барабанная дробь, развернутые знамена, вот и отправил, чтоб сориентироваться по времени.
Оказалось, все в порядке. Правда, причин задержки гонец не сообщил, но оно и неважно. Может, из-за снега, а может, духовенство запоздало. Они-то, наверное, тоже решили прибыть при полном параде, а эти палии да епитрахили замучаешься пристегивать, потому и припозднились.
Едва заметив на горизонте приближающуюся кавалькаду всадников и вереницу крытых возков, я скомандовал построение. Место для него было выбрано мною загодя, с вечера. Достаточно ровное поле на околице села позволяло спокойно развернуться не трем — десяти полкам. Поначалу возникла небольшая неизбежная сумятица, но сотники управились.
Напоследок подскакав к отдельной сводной сотне, стоящей с польскими знаменами (пятьдесят гвардейцев, по два десятка от трех полков, включая Второй особый, и еще один от спецназовцев), я крикнул:
— Не подведите, братцы! Строго под барабан, как упражнялись! — и спрыгнул на землю, бросив поводья Дубцу.
Конечно, лучше всего было бы докладывать, сидя в седле, но это оставим на перспективу, ибо тогда надо вначале провести репетицию с самим Годуновым. Пока обойдемся и так, и я, еще раз оглянувшись на сотню и дав отмашку барабанщикам, направился к спешившемуся государю.
Неладное я почуял, когда Федор с протянутой рукой еще стоял у дверцы одного из возков, явно не торопясь мне навстречу. Такое подчеркнутое уважение будущий царь, по идее, должен оказывать лишь патриарху, но Игнатий уже сам выходил из соседнего возка, бережно поддерживаемый под руки двумя дюжими монахами. Тогда перед кем это он так расстилается? Я замедлил шаг, недоумевая, но ответ не заставил себя ждать. Из возка показалась рука, протянутая Годунову, а следом и ее обладательница. Ошибки быть не могло — даже пышная бобровая шуба не могла скрыть миниатюрной фигурки Марины Юрьевны.
