– А вот ты лучше посиди близ меня чуток молчком да послухай, тогда я тебе по порядку про все поведаю. Ныне мне от тебя утаивать нечего.
И поведала, периодически прерываясь, чтобы зажмурить глаза и получить новый сладкий поцелуй, на которые я не скупился.
Судя по ее рассказу, оставалось только восхищаться царем. Ох и хитер Борис Федорович, ох и мудёр.
Оказывается, едва я сознался в том, что являюсь сыном княж-фрязина Константина Юрьевича, как он тут же, даже не выздоровев, а еще лежа в постели, принялся размышлять, как бы меня обженить на своей дочке.
И ни за что бы он не разрешил мне создание полка Стражи Верных, ибо считал всю эту возню с детьми безродных глупой и бессмысленной, если бы не захотел проверить, как выглядит будущий жених в ратном деле.
Нет, в целом ему было все равно. Главное, что он уже убедился в моем уме и в том, что я стану отличной правой рукой Федора, когда тот придет к власти, а остальное мелочи. Вот он сам никакой не полководец, а все побережье Балтики, которое бездарно растерял Грозный, преспокойно вернул без особой крови, причем осуществив это всего за год.
Но тут дело было в ином – не только посмотреть, что я представляю собой в воинских делах, но и прикинуть, как лучше возвеличить, например отправив во главе огромной рати, чтоб наверняка, на какой-нибудь мелкий отряд крымских татар, идущих в очередной набег, а потом расписать мой героизм как спасителя Руси и...
Уверившись, что с ратным делом у меня все в порядке, он приступил к решению следующей задачи – выяснить мое отношение к царевне, для чего и позвал меня в Думную келью разбираться, какой жених ей лучше всего подходит. Потому и веселился, когда я отмел их всех по разным, порою откровенно надуманным предлогам.
Искренне веселился, от души.
Я слушал Ксению и кусал губы, злясь на свою несусветную тупость. Ой не зря мне хотелось еще тогда, на струге, заорать во всю глотку, чтобы кто-нибудь поднял мне веки. Каким же слепцом бывает подчас человек – уму непостижимо! А ведь я считал себя за умного...
Но в сторону веки – хоть теперь поднимают, и на том спасибо, а что с запозданием, так ничего страшного, и я вновь весь обратился во внимание.
Борис Федорович и позже, за семейным ужином, тоже смеялся, когда рассказывал, каким придирой оказался этот князь Феликс, которому все не так и все не эдак, в результате чего Ксения Борисовна опять осталась без жениха.
Дочка сидела пунцовая как мак, но довольная улыбка так и рвалась из нее резвой синичкой наружу, да с такой силой, что не удержала ее царевна и выпустила, отчего Борис Федорович развеселился еще сильнее.
Царь-то – орел зоркий, так что синичку эту мигом выглядел. Хрупка, мала и молчалива та птичка-невеличка была, но ему хватило и ее, потому что в отличие от матери он свою кровиночку не просто любил, но понимал и чуял, а потому и этого тонюсенького намека хватило за глаза.
Оттого-то он и возрадовался вдвойне, что понял – сходится у него с родной дочкой точка зрения на кандидатуру будущего ее мужа. Две стрелы из разных луков, а угодили прямехонько в одну мишень, да в самое яблочко.
Ну и как тут не ликовать, когда и он об этом женихе мечтает, и Ксюша, кровиночка ненаглядная, ангел небесный, оказывается, только о нем и помышляет.
Вот мать и впрямь ничегошеньки не поняла, а раздраженно заметила, что это уж и вовсе никуда не годится, когда какой-то учителишка выбирает жениха для царевны. Да кто он сам-то есть?! Пусть за великую милость сочтет, что его вообще приняли к царскому двору да дозволили каждодневно лицезреть особу наследника престола.
А уж коль сам государь оказывает ему такое великое благодеяние, что снисходит до беседы с ним, то тут он и вовсе должен из церкви своей лютерской не вылезать, вознося хвалу тамошнему непонятному богу за эдакое благодеяние.
Разумеется, Ксюша рассказывала это куда деликатнее, но, уже зная немного Марию Григорьевну, я уверен, что мое изложение ближе к истине, которая на самом деле выглядит еще непригляднее – умеет царица-мать красноречиво выражать свои чувства, особенно пребывая в раздражении.
– А мне-то, мне-то каково было там сиживать?! Сердце-то кровью обливалось, когда она так-то тебя хаяла, – простодушно рассказывала мне царевна. – Как же хотелось сказать, что напраслина все это, что ты такой славный, лучшее которого просто не бывает, разве что ангелы небесные, да и то...
При этом она прервала свой рассказ, оценивающе посмотрев на меня, очевидно сравнивая с ангелом.
Правда, ничего не сказала, однако, судя по удовлетворенному кивку, мне стало понятно, что крылатое небесное создание хоть и является посланцем бога, но конкуренции со мной не выдержало, о чем она благоразумно умолчала, продолжив вместо этого пересказ событий того памятного вечера.
Итог моему финансовому и имущественному положению Мария Григорьевна подвела тоже соответственный и в присущей ей яркой и красноречивой манере:
– В кошеле-то ни гроша, и поместьев ни шиша.
– Зато душа у него и чиста и хороша, – с загадочной улыбкой возразил ей Борис Федорович, зорко поглядывая за дочкой.
От таких слов царица настолько разозлилась, что выразила деликатное сомнение в адекватности нынешних умственных способностей своего супруга.
Намеком, конечно, но тем не менее.
Оказывается, нет человека на белом свете, с которым Мария Григорьевна была бы всегда тиха и кротка – характер не спрячешь.
Но государь был до такой степени доволен, что проигнорировал и это.
Более того, он, что с ним бывало крайне редко, не утерпел, видя, в каком расстройстве пребывает свет его очей, и, пожелав ее немедленно утешить, выдал свой сокровенный замысел, обнажив самый его краешек и туманно сообщив Ксении насчет своего решения с кандидатурой жениха, которого он ей наметил.
Мол, пускай у него нет не шиша. Ничего страшного. Приданое, что имеется у его дочери, столь велико, что нет нужды в его дальнейшем приумножении.
Мария Григорьевна опять-таки ничегошеньки не поняла, да и брательник Федор тоже не въехал, зато Ксюша, лебедь белая, и вторую синичку-радость упустила. Борис Федорович и ее тоже углядел.
Если бы не самозванец...
Из-за поездки в Углич – а кому еще ее доверить, как не родному зятю, в котором души не чаешь, пусть он пока и не знает, что зять, – знакомство пришлось немного отложить.
Но и тут он преследовал вполне определенную и конкретную тайную цель, ведь вначале женишка надо окрестить, а для этого соответственно настроить.
А как?
Намекнуть про дочь-невесту, которую он с превеликой радостью выдаст за князя Мак-Альпина замуж?
Нельзя.
Тогда получается, что побудительным мотивом согласия на крещение может послужить корысть будущего бракосочетания с царевной.
Нет, сам Борис Федорович был во мне уверен на все девяносто девять и девять десятых процента, но вдруг. Да и был уже пример со шведским королевичем Густавом, отказавшимся менять лютеранство на православие.
