— Знаю.
— И как думаешь теперь?
— Я, Ники, всегда думаю, а что и как — дело мое.
— Да я так спрашиваю…
Оба молчим.
— Ты чего звонишь-то? Товар брать будешь?
— Да нет, я просто спросить хотел, что ты про этих парней думаешь…
— Слушай, Ники, у меня дела. Я сейчас с адвокатом встречаюсь, потом на массаж. Надумаешь брать, телефон у тебя есть.
И отключился.
Может, он и правда в воскресенье вечером с адвокатом встречался. И потом с ним же вместе на массаж, подмазать его. Значит, с Мики Дресслером боится связываться. Ничего не сказал, но видно, что шугняк напал.
Тут ловить нечего, если только что-то не изменится.
Я подумал было к другим сунуться, кто по порошку работает, — брать у них я не брал, но с несколькими людьми общался. Но те, кто постоянно этим занимается, они обычно в Лаутоне живут, у них свои отморозки есть. У нас они редко бывают. А кто так, иногда, — те сами шестерки, ездят на убитых «мерсах» и живут в клоповниках, как Джимми Фоли. Я вызвонил несколько человек в Лаутоне и в Лейтон Грин. Везде одно и то же: либо поумирали все, либо так себя ведут, как будто я — спидоносец. И главное, всем пофиг, что Мики Дресслер в их районе толкает.
Мне нужно было две вещи: деньги, чтобы людей нанять, и люди, которых нанять. Нужен был кто-то совсем без башни, и чтобы у него было много друзей. Кто-то такой, кто может человека порезать просто потому, что у него ботинки неправильные. Такой, чтобы обиду сто лет помнил и в любой разборке всех закрывал.
Короче говоря, нужен был Рамиз.
* * *
По воскресеньям Рамиз ходил в бар «У Джоуи» в Тоттнеме.
[8]
Я пошел на кухню, порылся в шкафах: хлеб с медом уже поднадоел. Флоксик куда-то усвистала, а я не хотел идти к Рамизу на голодный желудок. Нашел двадцать четыре банки бобов. Это только консервов. А еще в обычных банках, в пакетах, черные, белые, в крапинку, цвета детской неожиданности. Запасов — на год. Еще один шкаф открыл — там чечевица, горох, ячмень, пшено, овсянка. Элеватор, короче говоря.
А где, спрашивается, кебаб? Где мороженая пицца?
У нее не только морозилки, у нее вообще холодильника не было. Значит, ни маргарина, ни пива, ни льда — ничего. Хлеб с медом и бобы, только их еще две недели размачивать.
Слава богу, консервы были. Открыл банку с хумусом, банку с овощным супом, потом еще пророщенные бобы, соевый творог и каштановое пюре. Туда же морскую капусту, спагетти, банку печеных бобов, овсянки сыпанул и еще какой-то дряни вроде мака. Вывалил всю эту бодягу в казан, как Флокс делала, и сверху вбухал чили. Минут через десять попробовал — пробирает. Там и для Флокс осталось, и еще человек на шесть, наверное. Если хочет, может гостей позвать.
Съел две тарелки, помыл за собой и оставил записку: «Флоксик обед в казане пока». Надо было достать машину, чтобы ехать в Тоттнем.
Вообще, я в чужих районах не любил работать: стремно все-таки, еще на чью-нибудь территорию влезешь ненароком, проблем огребешь. Но сейчас по-любому надо было: там до бара несколько километров. Я решил взять машину постарше, чтобы особо внимания не привлекать. Смотрю, останавливается старая «нова», из нее выходит пара и шурует в «Ганеш». Пока они свои качори
[9]
жевали, я у них тачку и одолжил.
К девяти подъехал к бару, Рамиз уже должен был скоро быть, он всегда по воскресеньям к девяти туда приходил. Мандраж был, врать не буду. У нас с ним тогда напряженно было: я один раз лажанулся по-крупному…
Припарковался. Запирать не стал, а договорился с охранником: я ему тачку — он меня бесплатно внутрь пускает. Он ее ближе к закрытию кому-нибудь сотни за три толкнет, кому пешком в лом. Конечно, может так выйти, что копы ее раньше заберут, но он-то все равно ничего не теряет. Надо, конечно, чтобы человек умел машину без ключа заводить, но у Джоуи в основном такой народ зависает, кому это не проблема.
— А Рамиз там уже?
— Там.
— Скажи ему, что Ники пришел. Примет он меня?
— Спрошу, может, примет.
Он позвонил куда-то по рации, и мы стали ждать. Верней, он ждал, а я трясся.
Беда-то в чем? Я его полгода назад здорово обидел. Случайно, конечно: чтобы такое нарочно сделать, это уж надо совсем мозгов не иметь. Короче говоря, я его машину увел. Его собственную. В обед, на Леуча-роуд. Я не знал, конечно, что это его: он ее только накануне купил, да еще и поставил не на Коппермилл-Лейн, где сам жил, а за углом. Хотя, конечно, можно было догадаться: «ауди», автоматическое охлаждение, по крылу звезды с полумесяцами, антенна пять метров длиной и магнитола тоже нехилая. Бабули местные обычно в таких не рассекают.
А тут мы с Уэйном Сапсфордом и Винни. Ну естественно! Кого ж еще так угораздит! Дверь не заперта была, завели без проблем. Едем по Форест, открываем бардачок, а там четыре финки. Все, думаем, смерть наша пришла. Поехали в Хай-Бич, народ поспрашивали. Ну и какой-то парень, Джавед его звали, говорит — это Рамизова новая машина. Тут мы и приссали.
Я:
— Рамизова?
— Рамизова.
Уэйн:
— Рамизова?
— Рамизова.
И так еще минут пять.
Бывает, конечно, хуже, но реже.
Рамиз жил на Коппермилл-Лейн с родителями и двумя сестрами. Семья правильная, каждую неделю в мечеть ходили. Мать чайным клубом заведовала в Азиатском центре, отец водил автобус 97-А, маршрут Лейтон-Чингфорд через Уолтемстоу. Как у них Рамиз такой получился — вообще непонятно. Сестры — супер, я бы обеих с дорогой душой, только у них в семь вечера комендантский час. Глазки строят, а больше ничего. Тронешь — без уха останешься. У Рамиза фишка такая: уши резать. В нашем районе троим уже отрезал. В общем, короче говоря, лучше с ним дружить и машины его новые, день всего попользованные, не угонять.
Я потом полгода шифровался. А тогда, как узнал, по-быстрому тачку обратно откатил и оставил записку под дворником: «Рамиз, прости. Не знал, что твоя. Не хотел, честно». И тут же смылся от греха подальше. Потом как-то раз увидел его издали — рванул в сторону государственной границы. Я слышал, он мной интересовался.
Тут уже он сам вышел с пацанами.
— А, Ники Беркетт.
— Рамиз, здорово! Рад тебя видеть.
— С тебя литр бензина.
— Когда скажешь, я долги отдаю. Я еще и извиниться хотел.
— За этим пришел?
— Ну да. И еще тут…
— Что такое?
