Сейчас придут домой, сядут уроки учить для колледжа. Азиаты бесятся: теперь все по новой, надо белых девчонок кадрить. Черные стали понемногу подтягиваться. Все расслабленные такие, осматриваются потихоньку. При родителях все культурные. Белые девчонки уже пришли, этим сразу чего покрепче, но извиняйте, родные, у нас тут только экстази, газировка и потанцуем перед койкой. Парни белые пока по барам сидят. Подошли часам к десяти, посмотрели, не понравилось, вернулись уже под закрытие.
Народу уже — не протолкнешься.
В десять кому за сорок засобирались на выход. Церковные начальники остались до конца, а все прочие пошли домой новости смотреть. Музыка стала громче, в медляках народ прижиматься начал. Черные раздухарились понемногу, девчонки, и черные и белые, — сразу к ним. Белые пришли, заплатили. Вид недобрый, сразу нарываться стали.
Мы все пришли заранее, весь вечер не отлучались. Рамиз — вообще без проблем, порядок обеспечил, никакой резни, ничего. Они и зал весь держали, и снаружи. За торговлей тоже приглядывали. Все в черном, круче некуда. На взводе, конечно, но в рамках.
Мы с пацанами на их фоне бледно смотрелись. Но все пришли (один только не смог) и все, что надо, сделали. Все понимали: лажаться нельзя. С чеками все нормально прошло. Тина с Марти Флейшманом в процессе прокололись, но их выпустили под залог. Кевин был с ними за водителя, его даже не повязали: не заметили просто. Другие трое вообще все без проблем обналичили. Уэйн Сапсфорд, правда, с телефонами переборщил: натаскал штук тридцать, на тридцать пятом прокололся. Он уже и так был под залогом, так что его прямым ходом в тюрьму. Прислал из Фелтема записку: звиняйте, мол, лажанулся, вы уж дальше без меня.
Даррен с Элвисом увели со склада несколько видаков и двадцать штук музыкальных центров. Даже в фургон все не влезло, пришлось два раза ездить. За два дня все скинули, деньги получили.
Мы с Шоном две ночи подряд работали в Уолтемстоу и в Илфорде, брали только высший сорт, попадаться было нельзя. Рубашки, костюмы — все быстро по бильярд-клубам распихали.
Рамизу заплатили в четверг все сразу, знали, что не обманет. Остаток поделили и для Уэйна тоже отложили. Потом мы с Кевином еще обналичили чеки, которые у него остались после того, как Тину с Марти повязали. Те, которые на девчонок были выписаны, конечно, не обналичишь, но у него и нормальные были.
Я ему сказал, чтобы он их поглубже заховал, и сам тоже спрятал в надежное место.
Короче говоря, все приготовились, все пришли. Кроме Уэйна, конечно, он в тюрьме сидел.
А народ уже на пределе. Прямо чувствуешь: ждут, когда начнется.
И вот в пол-одиннадцатого они заявляются.
* * *
На входе у нас были Полетта и Салим. Сестренка Полетты Таша дежурила на улице. Она в одну сторону смотрела, а Адил — салимов двоюродный брат — в другую. Они еще и друзей своих из школы припрягли.
И тут выезжают восемь машин: четыре с одного угла, четыре с другого. Похоже на похороны, только в таких конторах на БМВ не ездят. Остановились посреди улицы. Нам уже сказали, мы стоим трясемся.
Из каждой машины вышло по четыре мужика, плюс водитель в салоне остался. Вошли обычным шагом — не бежали, но и время особо не тянули. Все деловые, уже на разборку настроились. Всего тридцать два рыла, и у каждого обрез. Восемь сразу перекрыли пожарный выход.
Черт.
Деньги я уже отдал Шарон и отправил ее домой. Правда, теперь вся оставшаяся выручка потеряется, но и хрен с ней. Шарон услал — уже легче.
Когда они вошли, Полетта говорит одному:
— Простите, у нас вечер благотворительный, вход пять фунтов с человека.
Это она зря, конечно, сделала: у мужика обрез в руке, а она ему хамит. Он ей этим обрезом — по лицу, сломал челюсть. Она оползать стала — и слезы из глаз. Он перешагнул и дальше пошел.
Короче говоря, двадцать четыре человека вошли в парадный вход, потом по коридору в зал и встали по стенке полукругом.
Еще восемь зашли с пожарного и встали по другой стене. Все белые, кроме Эррола (Окема не пришел, не оклемался еще), здоровые быки из Кэннинг-Тауна. Дресслера я не видел, но он тоже там был — должен был быть. И вот они заходят. Их тридцать два и рейверов человек семьсот.
Они пальнули в потолок, чтобы народ на них внимание обратил. Сработало, надо сказать.
Хотели напугать — и напугали. Еще как. Тут же крик, вопли, будто бомба взорвалась.
Потом выстрелили по сцене, попали диджею в руку. Музыка сперва взбесилась, потом вырубилась.
Секунду была тишина, потом начался зоопарк.
Все орут — девки, парни… Кому-то страшно, кто-то, наоборот, озверел, ждет уже, когда месилово начнется. На это и было рассчитано, только получилось еще покруче. Мы уже ничего не контролировали, все шло само по себе. Я там, честно сказать, приссал маленько.
Наши все уже из толпы выбрались, Рамиз с пацанами по одной стене, мы тоже на открытое место пробились. Видим: если сейчас мы на них пойдем, за нами весь зал пойдет, если струсим, замрем — они тоже замрут. По крайней мере, так казалось.
Эти, из Кэннинг-Тауна, никого в толпе не искали: ни меня, ни Джимми Фоли. Они решили так: раз мы себя крутыми считаем, нужно нас учить. Все. Поэтому мочи всех подряд. Кто выступает — стреляй. Никто не выступает — так просто стреляй. Зачистка, короче говоря.
Только вот ошибочка вышла.
Зал был битком, раза в два больше, чем по безопасности можно. От страха у всех матка до кадыка, а бежать-то некуда. Один выход — мочить отморозков. На них так навалились — они обрезы поднять не успели.
У них и кроме обрезов всего было полно, но тут уже и мы не дураки. И, потом, у нас-то семьсот человек, хоть и переоравших, и они нам всем активно не нравятся. Так что, когда с обрезами разобрались, дальше уже без проблем.
Раз, два и пошло месилово.
Рамиз вообще без башни, прет как танк на того, кто ближе. Тут же мужика вырубил, а сверху еще Афтаб с Афзалом прошлись. Все, доктор сказал: «в морг». Джавед другому нунчаками плечо разнес так, что рука плетью повисла. Третий поднял обрез, стрельнул по Джаведу, промазал, попал девчонке в руку. Девчонка в обморок, все в крик.
Элвис вообще с мачете пришел. Мужик пушку поднял, он ему по руке и рубанул. Отстрелялся мужик. Воет, морда в крови. Уполз куда-то.
Потом уже совсем куча мала началась. Все потные. Ножи пошли в ход. Семьсот человек, давка, народ друг друга молотит почем зря. Как увидел лицо незнакомое — мочи. Эти быки так и не поняли: кто там мы, кто не мы — их все били.
Со мной рядом Дин Лонгмор махался: он всегда с собой носил резец, как у скульптора. Вот он ему сейчас и пригодился. Раз — и чуваку какому-то морду раскроил, а я еще розочкой по челюсти добавил. Тот на меня — повалил. Думаю: конец. Нет. Кто-то его за шкирку поднял и так в живот сунул, что у него все, что внутри, наружу полезло. Смотрю: Ронни Гуд.
