– Человек с плохим вкусом и явно не патриот России, – не задумываясь, ответил судмедэксперт. – Нет, чтобы под всевидящим гордым орлом написать по-расейски: «Трактир» или, скажем, «Кабак», так он по-заморски выщелкнулся: «Таверна». В придачу к этой глупости, вместо обожаемой россиянами водки, еще и шампанским разбрызгался. Дурак, одним словом.
– Осилить строительство и содержать такое заведение дураку, пожалуй, не по карману, – возразил Слава.
Медников усмехнулся:
– У новых русских придурков карманы безразмерные.
Выходившая из машины следом за Медниковым Тимохина легонько тронула его за плечо:
– Посмотри, Боря, какой очаровательный дедуля к нам шагает…
– Ле-е-ена… – с тихим восхищением протянул судмедэксперт. – Это же Микула Селянинович – хлебороб и заступник земли русской.
Рослый с белой окладистой бородой старик и впрямь походил на былинного богатыря, каким его изображали в детских книгах. Только одет-обут он был по-современному: в пятнистый военного покроя маскировочный комбинезон и резиновые болотники с загнутыми ниже колен широкими раструбами голенищ. Крупную седую голову прикрывала тоже военная, в желто-зеленых пятнах, кепка с длинным козырьком. Тихо поздоровавшись с участниками опергруппы, старик смущенно спросил:
– Извините, граждане, вы не из районной милиции будете?
– Оттуда, – не вдаваясь в подробности, ответил Бирюков.
– Стало быть, по поводу несчастья на наших лугах приехали?
– Да. Что там случилось?
– Возможно, ошибаюсь, но сдается мне, что Володьку Гусянова застрелили. Сына нашего председателя.
– Вы местный житель? – спросил Бирюков.
– Местный, Ванин Егор Захарович. Живу бобылем вон в той избушке на курьих ножках… – старик показал на небольшой ветхий домик по соседству с белокаменным дворцом. – Родился тут и помирать здеся буду. Годов мне набежало – со счета собьешься. Однако, пока не ослеп да руки не трясутся, похаживаю с двустволкой на утиную охоту. С малолетства заражен этой забавой… Вам, случаем, не приходилось бывать на озере Долгом?
– Приходилось. Охотился когда-то на нем.
– Вот и хорошо. Понятнее будет, о каком месте поведу разговор. Значит, прошедшей ночью по случаю открытия сезона притопал я ни свет ни заря в правый конец этого озера, где вчерашним днем заранее оборудовал удобный скрадок. Уселся с собачонкой-утятницей в шалашик и стал ждать рассвета, когда утиный лет начнется. Уток ныне тьма-тьмущая вывелось, а охотников на утреннюю зорьку набралось, как говорится, еще больше. Пальбу открыли в кромешной темноте. К рассвету же загудела такая канонада, будто на фронте перед серьезным наступлением. Вблизи от меня, правда, не стреляли, и кряквы к моему скрадку подсаживались часто. Считай, за полчаса я уложил четырех утей. И тут слышу за кустами, на выкошенном лугу, сердитый спор: вроде бы два мужика заскандалили. Не успел прислушаться, чего скандалисты меж собой не поделили, уже третий мужик злобно вроде приказал: «Вован, мочи козла!» За этим приказом – трах-тарарах! Почти дуплетом грянули два выстрела. Один резкий, как из боевого пистолета, другой – ружейный, кажись, двенадцатого калибра. Трех секунд не минуло – опять, елки-зеленые, ружье бабахнуло. Тотчас кто-то завыл: «У-у-у-у», и грузно затопал по кошенине. Побежал, значит. Чуток погодя мотор легковушки рыкнул. Поурчал недолго, удаляясь, и все затихло.
– Голоса незнакомые были?
– Первых двух я не расслышал, а третий – басовитый, как у генерала, чужаку принадлежал. В нашем селе таких басов нет… – старик, словно собираясь с мыслями, несколько раз кашлянул. – Такое непонятное явление, признаться, крепко встревожило меня. Поднятые канонадой на крыло утки снуют туда-сюда, плюхаются под моим носом, а я замер, как оловянный. Не стреляю. Прислушиваюсь, не продлится ли скандал. Круг солнца наполовину уж всплыл… Проще говоря, кончилась моя охотничья зорька. Тревога тяжким камнем на душу легла. Отпустил с поводка свою утятницу. Собачка мигом перетаскала мне с воды подстреленную дичь. Сложил я добычу в рюкзачок. Закинул ремень ружья за плечо и вышел из приозерных тальников на скошенный луг. У других озер выстрелы раз за разом барабанят, а здесь – тишина. Направился было проторенной дорожкой, где путь до села покороче, но собачонка вместо того, чтобы впереди бежать, как обычно, вильнула к стогу и затявкала. Из интереса пошел за ней. От силы два десятка шагов сделал, вижу: раскинув руки, навзничь лежит здоровенный парнюга в таком же, как у меня, маскировочном костюме. Пригляделся – вылитый Володька Гусянов. Сразу подумалось: не пьяный ли?.. В водке он меры не придерживался. Когда же увидал на груди, против сердца, дырку с большим пятном крови, смикитил: застрелили парня…
– Придется, Егор Захарович, съездить с нами к тому месту, – сказал Бирюков.
– Если надо, то куда денешься.
– Кого здесь можно пригласить в понятые?
Старик пожал широкими плечами:
– Вопрос щекотливый. Вчера горючку для тракторов привезли. Значит, работящие мужики в поле зябь пашут. А лодыри после авансирования теперь уж, опохмелившись, влежку лежат.
Голубев указал взглядом в сторону таверны:
– Игнатьич, вон два полувоенных пахаря пока еще держатся на ногах.
На резном крыльце растерянно стояли только что вышедшие из таверны двое небритых мужчин в одинаковых бледно-зеленых гимнастерках и в пузырившихся на коленках солдатских штанах, заправленных в кирзовые сапоги. Один – низенький, с круглым животом, держал правую руку в оттопыренном кармане и опухшими глазками смотрел на участников оперативной группы с таким удивлением, будто внезапно увидел пришельцев внеземной цивилизации. Другой – на голову выше первого, тощий со впалыми щеками, задумчиво чесал лохматый затылок.
– Обычное явление, – ухмыльнувшись в седую бороду, сказал Егор Захарович. – Закадычные дружки Кеша Упадышев, прозванный Шариком, и Гриня Замотаев, по прозвищу Фитиль. Либо припозднились ребятки сегодня с похмелкой, либо уже по второму кругу начали лечиться.
Предложение прокурора дружки приняли без энтузиазма.
– Неотложное дело не позволяет нам прямо сейчас ехать с вами, – опустив глаза, тихо проговорил низенький Упадышев.
– Обождите чуток. Мы на минутку домой сбегаем и тогда хоть понятыми, хоть кем выступим, – гнусаво растягивая слова, следом за Кешей предложил Гриня Замотаев.
– Некогда ждать, мужики, – строго сказал Бирюков.
– Чего такое срочное на лугах стряслось? Фермерское сено украли или сожгли?
– Володьку Гусянова, кажись, застрелили, – хмуро вставил Егор Захарович.
Замотаев исподлобья уставился на старика:
– Ты чо-о, дед Егор, с печки упал?.. Вован вчера до полночи гулял в таверне. Лизку Удалую щекотал да тискал. За компанию нас с Кешей накачал шампанским досыта. А от этой шипучки, скажу тебе, утром башка трещит пуще, чем от самогона.
