– Егор Захарович, вы же говорили, что ваши односельчане с Гусяновым не связывались, – сказал Голубев. – А выходит, рукопашные схватки были…
– Дак, разве это схватка? Молодые парни всего-то померялись силой. Такое в Раздольном происходит, можно сказать, через день да каждый день. Не так давно, к примеру, самый младший из Удалых, проказник Ромка, в шутливой борьбе подножкой опрокинул на спину долговязого Гриню Замотаева. Ух, как Гриня разбушевался! Уши оторву, дескать, или шею сверну Шустряку! Это у Ромки прозвище такое. Ну и что?.. Сразу-то Ромка, конечно, деру дал. Теперь же как ни в чем не бывало с ушами и исправной шеей гоняет вдоль деревни на своем скрипучем велике, – старик, улыбнувшись, тут же продолжил: – Понятно, Замотаев не Гусянов. Гриня – безобидный выпивоха, а Володька был обидчив и злопамятен. После принародного позора он быстренько умотался на жительство в Кузнецк и, вполне возможно, затаил на Андрея злобу. Только Андрей не из тех, кто способен отстаивать свое превосходство до кровавого конца. В работящей семье Удалых он самый спокойный.
– Чем Гусянов в Кузнецке занимался? – снова спросил Бирюков.
– Говорил, что дизельным механиком в коммерческой организации работает. На самом же деле, похоже, бездельничал. Считай, каждую неделю в Раздольное наведывался.
– Один?
– Бывало, и с компанией таких же бугаев, как сам, в голубых беретах, приезжал.
– Что его сюда тянуло?
– Неограниченная выпивка да еще, по моим приметам, Лиза Удалая шибко Володьке нравилась. Он перед ней прямо мелким бесом рассыпался. Лиза же подзадоривала да посмеивалась над его ухаживаниями. Она и с другими прилипчивыми ухажерами так же, как кошка с мышкой, играет.
– Много у нее ухажеров?
– Отбою нет. В основном, студенты из наших деревенских, которые на старших курсах учатся.
– Не ревновал Гусянов Лизу?
– К кому?.. Она, как говорится, ни нашим ни вашим не поддавалась. Да и студенты тоже не вспыльчивые азиаты, чтобы из-за девки бойню учинять.
– А «шашлычник» Закарян как?..
– Дословное имя у Закаряна – Хачатур. Для простоты его тут, под одну гребенку со всеми прочими кавказцами, Хачиком окрестили. Ничего, не обижается мужик.
– Давно он здесь?
– С той поры, когда шабашники строительством занимались. Вся бригада, завершив работу, уехала в родную Армению, а Хачик женился на дочке Ефима Одинеки и прижился в Раздольном. Уже троих черноголовых внуков кузнецу настрогал…
Бирюков не торопил разговорчивого Егора Захаровича и сознательно не прерывал его даже в тех случаях, когда старик увлекался рассуждениями и, казалось бы, уходил далеко в сторону от существа вопроса. Чтобы наметить версию, требовалась обширная информация, из которой впоследствии предстояло выудить крупинки истины и фактов, ведущих к раскрытию преступления. В начальной стадии следствия Антон перво-наперво всегда старался узнать характер потерпевшего. Это давало возможность логически объяснить его поступки, завершившиеся, в данном случае, трагическим исходом. Для разгадки криминальной тайны надо было как можно скорее найти ответ на два первостепенных вопроса: с кем и из-за чего столь круто схлестнулся Владимир Гусянов?
Глава VI
К вечеру, когда опергруппа вернулась с лугов в Раздольное, село заметно оживилось. Во дворах беспричинно блеяли только что пригнанные с пастбища овцы, мычали перед доением коровы, громким хрюканьем настойчиво требовали кормления свиньи. Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемешку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала —
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.
– Не спешите в бой, друзья. Еще успеете напоздравляться, – сказал Бирюков и спросил Егора Захаровича: – В каком месте у таверны стояла вчерашним вечером серая автомашина?
Егор Захарович показал на асфальте темное пятно возле крыльца:
– Вон, кажись, из нее масло накапало.
Антон повернулся к Тимохиной:
– Лена, возьми пробу на химический анализ. Надо идентифицировать с тем маслом, что обнаружили на луговой дороге.
Видимо услышав разговор, из двери таверны выглянула синеглазая миловидная блондинка и, словно испугавшись, тотчас исчезла за дверью.
– Лиза! – окликнул старик.
Девушка появилась вновь:
– Что такое?..
– Вот, по нашему сигналу целый взвод милиции во главе с прокурором нагрянул.
На тревожном лице девушки мелькнуло недоумение:
– А я-то здесь с какого боку?.. Это же вы, дед Егор, панику насчет убийства подняли.
– Дак, ведь и вправду Володьку Гусянова застрелили.
– Кто?!
– Бог его знает. Убийца не оставил свой паспорт.
– Какой ужас! Ну, теперь начнется тарарам… – девушка, будто спохватившись, прикрыла ладонью накрашенные губки.
– У вас найдется что-нибудь перекусить для нашей бригады? – стараясь сменить тему, спросил Бирюков.
