– Ты прав, – сказал наконец Эверетт. – Я не знаю, что с тобой было.
– То-то и оно.
– Ну так расскажи. Что с нами было, когда случился Развал? Что произошло с Кэйлом?
– Да ничего особенного. Могло быть куда хуже.
– Кого защищаешь? Илфорда? Кэйла? Или себя?
– Никого я не…
– Тогда расскажи, что знаешь.
– Не могу. – Фолт повернулся и зашагал к дому.
Эверетт остался кипеть от злости. Он чуть было не пошел в противоположную сторону, в ночь, в туман. Но в конце концов взял себя в руки и направился следом за Фолтом, в круг света, что падал из окон. У спуска на цокольный этаж он догнал Фолта.
– Мне кольнуться надо, – сказал он.
– Ступай наверх и ложись спать. И так меня ограбил.
– Билли, дай.
– Заткнись, нельзя тут об этом тре паться…
– Тогда внизу.
Они спустились в комнату Фолта.
– Ты долго не приходил, – сказала Гвен.
Дел было невпроворот, – объяснил он. – Все так усложнилось…
Сидя на контурах постели в окружении пустоты, она привлекла его к себе, обняла. Эхо прикосновения, шепот на языке памяти… Но ему надоели эхо и шепот.
– Ты должен что-нибудь сделать, чтобы мы были вместе, – сказала она. – Больше не могу лежать тут и ждать. Невыносимо…
– Но это не так просто, – возразил он.
– Кэйл говорит, способ есть.
– Кэйлу кажется, что способ есть.
– Он сказал, ты можешь закончить начатое им. Ведь ты позвал меня, помог проснуться. Ты можешь возвратить меня в мир.
Эверетт поморщился, как от боли:
– Возможно. Возможно, что-нибудь подобное в моих силах.
– Да, Эверетт. Кэйл в этом уверен.
– А Кэйл… – Он не договорил. Кэйла здесь нет, но это не важно. Она говорит словами Кэйла. И вообще, лучше считать, что это – сам Кэйл, в ее образе, с ее голосом. Лучше, чем думать, что он запрограммировал ее или управляет ею издали. Впрочем, не имеет значения.
Он отстранился.
– Что-нибудь не так? – Она посмотрела ему в глаза.
– Мне надо знать, кто я.
– Я знаю, кто ты.
– Скажи.
– Ты Эверетт. Ты любишь Гвен. Эверетт для Гвен. Точь-в-точь как я. Гвен для Эверетта. Гвен с Эвереттом. Она заморгала и потупилась, затем снова посмотрела ему в глаза. – Эверетт, ты меня любишь?
– Да. Но я не…
– Выходит, я тебя знаю.
– Нет, не выходит, – сказал он. – Ты меня не знаешь.
– Но почему?
Он отодвинулся от нее на постели:
– Можно, я тебе кое-что покажу? Она безропотно кивнула. Он перенес ее в Хэтфорк.
Они очутились на автомобильной стоянке подле Комплекса. Пекло солнце, дул ветер пустыни; у обоих вмиг пересохло в горле. Афиши по-прежнему утверждали, что во всех кинозалах идет только «Хаос». Асфальт жег подметки, норовил добраться до пяток. Хаос поморщился и потянул Гвен за руку под козырек служебного входа.
– Эверетт… – заговорила она.
– Тут надо звать меня Хаосом, – перебил он.
Хаос достал из кармана старые ключи и отворил дверь. Они вошли в коридор, что вел в проекционную кабину.
– Почему я должна звать тебя Хаосом? – Гвен жалась к стене коридора. Она, похоже, боялась.
– Потому что это мое здешнее имя. – Он протянул руку, коснулся ее плеча, и она робко улыбнулась. – Может быть, я сам себя так прозвал. Ведь я участвую во всем, что здесь делается. Я помогал создавать это место.
– Не понимаю. Место уже ничего не значит, так Кэйл сказал. Он говорит, что может сделать любое место, какое захочет. И ты, Эверетт, можешь.
– Это другое место, не такое, как те, что Кэйл делает. То есть я его не в одиночку создавал. Оно мне даже не нравится. Но оно – часть меня. Часть, которую я могу вспомнить.
Он затворил дверь, заточил себя и Гвен во мрак. Но путь он помнил и знал, что не забудет никогда. Схватил Гвен за руку и повел вверх по лестнице.
В проекционной кабине все было по-прежнему: старая аппаратура под слоем пыли, грязные одеяла, запиханные под кровать. Сигареты лежали там, где он их оставил. Он вспомнил, что не курил со дня отъезда. Он вспомнил тот день, тот спор с Келлогом в сухом водохранилище, побег. Он разорвал и сбросил липкую паутину воспоминаний, усадил Гвен на кровать и зажег свечи в углах кабины.
– Это что? – спросила она. – Ты тут жил?
– Пять лет.
– Эверетт, по-моему, ты ошибаешься. Кэйл мне сказал, что ты думаешь, будто не был с нами пять лет, но ведь это – не на самом деле.
Все, что она знала, она знала со слов Кэйла. Эверетт видел: Кэйл не пожалел труда на подготовку. Чтобы Гвен, когда придет ее час, с блеском сыграла свою роль. Чтобы она не упустила свой шанс стать настоящей.
– Не важно, – сказал Эверетт. – Я здесь был, и я это помню. Для меня это – пять лет.
Она недоверчиво покачала головой и вдруг нахмурилась, взглянув ему в лицо:
– Ты не похож на себя. Он кивнул. Здесь у него были волосы колтуном, кожа темна от загара, зубы нечищены.
Она прилегла на кушетку.
– Ладно. Я посмотрела. Теперь я знаю.
– Нет, – сказал он. – Тебе придется… придется съездить со мной. Увидеть. Мне надо, чтобы ты увидела все.
Он усадил ее в машину, и они поехали по городу. Сначала отправились к Декол. Эверетт представил Гвен, Декол одарила ее щербатой ухмылкой и рукопожатием. Декол дала два квартовых молочных пакета со спиртом, Хаос запер их в багажнике. У Сестры Эрскин он добавил бутыль супа и две печенью птичьи ножки в алюминиевой фольге, бывшей в употреблении. «Сколько времени я уже не видел консервную банку или продрейнджера? – подумал Хаос, и в уголке сознания родилась мысль:
– А были ли в действительности продрейнджеры или они тоже выморочены Келлогом?"
Потом он повез ее за околицу, в пустыню. Там они сидели на горбах соляных барханов, смотрели на закат и ужинали.
Мысли его бродили далеко. Он долго сидел в молчании, Гвен тоже. Наконец она осведомилась тишайшим голосом:
– А другое место сделал Кэйл? Дом для нас? Он похож на тот, где ты жил прежде?
– Да.
– Почему мы туда не отправились? – спросила она. – Там лучше, чем здесь.
– Я хочу, чтобы ты меня здесь видела.
– Почему?
– Ты должна знать и эту часть меня.
– Эверетт, это худшая часть тебя. Все это лишнее. Ты ведь отсюда сбежал.
