– Араб-аю!… Не знаю. Не важно. – Я вручил копу его сигареты. – Съешьменябейли, врежьмнебейли, репитмобиль… Мы не могли бы продолжить в другой раз? Потому что… репитмобиль! потому что сейчас мне совершенно необходимо, срочно нужно уйти… ешьбейл! пейбейл!… и съесть этот сэндвич.
– Где ты работаешь на Фрэнка? В автомобильном агентстве?
«В детективном агентстве», – поправил я про себя.
– Да, там, – сказал я вслух.
– Итак, ты и его жена… вы что делали? Ездили по округе? А где машина?
– Она захотела проехаться по магазинам. – Эта ложь так легко и просто, без судорог тика сорвалась с моих уст, что была даже похожа на правду. По этой причине или по какой другой детектив не стал сомневаться в моих словах.
– Ну и как бы ты назвал себя? Другом покойного?
– Плугом убойного! Блудом достойного! Да, именно так.
Он уже почти научился не обращать внимания на мои выкрики.
– И куда же мы теперь идем? – спросил инспектор. – К тебе домой? – Не замедляя шага, он зажег сигарету. – Похоже, ты возвращаешься на работу.
Мне не хотелось объяснять ему, что разницы между тем и другим практически не было.
– Давайте зайдем сюда, – предложил я, повернув голову вбок, когда мы пересекали Берген-стрит. Я позволил моему тику вести нас – Туретт-навигатор – в казино.
«Казино» – так Минна называл небольшой магазинчик, в котором одна стена была целиком занята стойкой с журналами, а у другой стоял ящик размером с большой шкаф, набитый всевозможными газировками. Минна называл эту забегаловку «казино» за очереди, которые каждый день выстраивались у ее дверей. Люди стояли за «Лотто», «Скрэтчерз», «Джамбл, 6» и «Пикболлом» – лотерейными билетами, которыми торговали корейцы, хозяева магазинчика, – чтобы поймать за хвост удачу, обитающую только в джунглях азартных игр, или разбить свое сердце прямо здесь. Было что-то трагичное в том, как эти люди послушно топтались там и ждали; многие из них были давними, некоторые – новыми иммигрантами. Не говорящие по-английски, они понимали лишь язык выбранной ими игры; даже такое дело, как покупку журнала, упаковки батареек или тюбика блеска для губ, они были готовы доверить кому-то другому. От этой их покорности сердце разрывалось. Лотерейные билеты кончались, едва появившись в продаже, а счастливчики, купившие их, лихорадочно стирали мелкой монеткой или ключом тонкий слой фольги, чтобы тут же огорчиться, увидев пустой прямоугольник. (Нью-Йорк – туреттовский город. Потому что это всеобщее стирание фольги, пересчитывание мелочи и разрывание пакетиков явно можно счесть симптомами синдрома.) Весь тротуар около казино был завален смятыми лотерейными билетами – символами утерянных иллюзий.
Впрочем, я не собираюсь порицать этих несчастных. У меня самого не было причины ходить в казино, но это заведение ассоциировалось у меня с именем Минны, живого Минны. Если бы я обошел побольше тех мест, где он обычно бывал, до того, как весть о его смерти распространится по Корт-стрит и Смит-стрит, то смог бы убедить себя в нереальности того, что видел собственными глазами, в нереальности следовавшего за мной легавого. Словом, я бы поверил, что ничего не произошло.
– Что мы тут делаем? – спросил инспектор.
– Видите ли, мне необходимо что-то почитать, пока я буду есть сэндвич, – объяснил я.
Журналы были засунуты глубоко на полку. Два-три постоянных покупателя раз в месяц захаживали сюда за журналами «ДжейКью», или «Вайред», или «Бруклин-Бридж». А я блефовал, потому что вообще не читал журналов. И тут я увидел знакомое лицо на обложке журнала «Вайб» и слова: «Артист, раньше известный под именем Принц». Он был заснят на мутноватом кремовом фоне. Принц уперся подбородком в верхнюю часть корпуса стоявшей перед ним гитары, его серьезные глаза смотрели прямо в камеру.
Непроизносимые иероглифы, которыми он заменил свое имя, были выбриты у него на виске.
– Скраббл, – произнес я.
– Что? – переспросил инспектор.
– Плавшк, – пояснил я. Мой мозг решил попытаться произнести это непроизносимое название, лингвистическое хулиганство. Я взял журнал в руки.
– Ты хочешь сказать, что решил почитать «Вайб»?
– Разумеется.
– Ты издеваешься надо мной, Алиби?
– Нет-нет, – поспешил заверить его я. – Я большой поклонник Скурсвша.
– Кого?
– Артиста, который раньше был известен под именем Плинвстк, – не мог остановиться я: мне необходимо было произнести эту фразу. Я бросил журнал на прилавок, и Джимми, корейский владелец лавочки, спросил:
– Это для Фрэнка?
– Да. – Я сглотнул.
Кореец оттолкнул деньги:
– Возьми так, Лайонел.
Мы вышли на улицу. Коп дождался, пока мы свернем за угол, в относительный мрак Берген-стрит. Как только мы прошли остановку поезда «Ф», в нескольких метрах от дверей «Л amp;Л», инспектор буквально набросился на меня. Схватив меня за воротник, отчего тот впился мне в шею, коп толкнул меня к стене, выложенной мозаикой. Я прижал к груди скрученный в трубку журнал и пакет от Зеода с сэндвичами и газировкой и прикрывался ими, словно перепуганная старушка, которая прижимает к себе старенькое портмоне. Уж я-то знал, что копу давать сдачи нельзя ни в коем случае, хотя был гораздо крупнее и сильнее его физически.
– Хватит говорить намеками, – заявил он. – Что происходит на самом деле? Почему ты на людях упорно делаешь вид, что Минна все еще жив, Алиби? Что за игру ты затеял?
– Мм-м… – протянул я. – Этого я не ждал. Ты как хороший коп и злой коп, объединившиеся в одном лице.
– Да уж, приходится так вести себя и изображать двух разных парней. Бюджет, знаешь ли, постоянно урезают, вот нас и заставляют играть сразу две роли.
– Мы можем вернуться к долбаныйчерныйкоп… к спокойному разговору?
– Что ты говоришь?
– Ничего. Отпусти мой воротник, – попросил я. Хорошо, что мне удалось утишить очередной речевой тик и пробормотать оскорбление вполголоса. И еще мне надо было радоваться тому, что мой туреттовский мозг не заставил меня назвать его «негром». Несмотря на грубость копа, а может, именно благодаря ей, мы немного успокоились. Инспектор уже был почти готов к доверительному разговору. Если бы руки у меня не были заняты, я бы начал поглаживать его небритый подбородок или похлопывать по плечам.
– Поговори со мной, Алиби, – попросил он. – Расскажи мне, что происходит.
– А ты не обращайся со мной так, будто я – подозреваемый.
– Так объясни мне, почему тебя нельзя подозревать.
– Я работал на Фрэнка. Мне его недостает. Я не меньше твоего хочу поймать его убийцу.
– Что ж, давай сопоставим наши данные. Имена Альфонсо Матрикарди и Леонардо Рокафорте говорят тебе о чем-нибудь?
