Неожиданно Николя заметил, что волнение к лицу госпоже Ларден. Горделиво вскинув голову, она быстро зашагала по комнате, громко шурша пышными шелковыми юбками.
— Хорошо, господин полицейский подмастерье. Я уступаю силе и страху перед испанским сапогом… Скорей задавайте ваши вопросы, меня ждут.
— В прошлую пятницу вечером вы выходили из дома. Куда вы ходили и в котором часу вы вернулись?
— Вы хотите, чтобы я помнила каждый свой шаг? У меня секретаря нет!
— Напомню, сударыня, дабы освежить вашу память: именно в тот вечер исчез ваш муж.
— Кажется, я ходила к вечерне.
— В церковь Блан-Манто?
— А вы считаете, к вечерне можно пойти куда-нибудь в иное место, кроме церкви?
— Вы ходили именно в эту церковь или в какую-то другую?
— Ах, черт, конечно же, эта скотина проговорилась… Я ходила в церковь Пти-Сент-Антуан.
— В карнавальном плаще и в маске?
— А что вас не устраивает? Если во время карнавала знатная женщина, выходя вечером из дома, не хочет подвергнуться оскорблениям, она должна быть одета соответственно.
— Ваш плащ мог защитить вас от снега?
Облизнув губы, она уставилась на него в упор.
— В тот вечер не было снега. А от ветра он меня защитил.
Николя замолчал, и в комнате надолго повисла тишина.
— Почему вы меня ненавидите, Николя? — нарушив молчание, глухим голосом спросила Луиза Ларден.
Она подошла к нему почти вплотную, обдав его волнующими ароматами пудры, грима и духов, благоухавших ирисом и еще чем-то дикорастущим. Он едва не захлебнулся в волнах ее запахов.
— Сударыня, я всего лишь исполняю свои обязанности. Сам я, разумеется, предпочел бы, чтобы поиски увели меня как можно дальше от дома, где в прошлом меня принимали весьма любезно.
— Вы можете воскресить прошлое, все зависит только от вас. Мой муж умер, но я-то тут при чем? Как мне убедить вас, что я не знаю, отчего он погиб?
Не желая отклоняться от цели, Николя попытался зайти с другой стороны.
— Говорят, новый мотет Доверня
[34]
, исполнявшийся в тот вечер в Пти-Сент-Антуан, необычайно хорош.
Она избежала расставленной ей ловушки.
— Я не люблю музыку и совершенно в ней не разбираюсь.
— Что вы делали вчера вечером? Вы были дома?
— Да, с одним из своих любовников, ибо, как вам известно, сударь, у меня есть любовники. Чего еще можно ожидать от пропащей и продажной женщины?
Ответ прозвучал искренне, а потому жалобно. На корсаж Луизы Ларден упал кусок толстой корки пудры, покрывавшей ее лицо.
— Вы довольны?
— Благодарю вас за откровенность, — краснея, ответил, Николя. — Не будете ли вы так любезны и не назовете ли мне имя этого человека?
— Только для того, чтобы доказать вам свою искренность. Это господин Моваль. Мужчина, который умеет любить и, как вам прекрасно известно, всегда готовый поставить на место наглеца.
Пропустив намек мимо ушей, Николя отметил, что в голосе Луизы Ларден прозвучала угроза. И внезапно мир показался ему ужасно маленьким.
— Когда он явился к вам?
— В полдень, и ушел рано утром. Вам, сударь, должно быть стыдно учинять мне такой допрос.
— Сударыня, забыл принести вам свои соболезнования в связи с кончиной вашего родственника.
Он дерзнул пойти окольным путем, надеясь таким образом обезоружить противника и пробить брешь в его обороне. Но старания оказались напрасны. Похоже, Луиза Ларден не знала о смерти своего кузена Декарта.
— Супруг, навязанный тебе обстоятельствами, не может считаться родственником. Да и соболезнования ваши меня нисколько не волнуют. На этом, сударь, полагаю, мы можем расстаться, ибо я слышу стук колес. За мной приехала карета. Надеюсь, завтра вы покинете мой дом.
— Последний вопрос, сударыня: где сейчас находится мадемуазель Мари?
— У своей крестной матери в Орлеане. Девушка пожелала покинуть свет и стать послушницей в ордене урсулинок.
— Не кажется ли вам, что призвание к монашеской жизни проснулось в ней слишком неожиданно?
— Пути Господни неисповедимы.
— А где была Мари в тот вечер, когда исчез комиссар?
— В городе, у какой-то подруги.
— Сударыня, кто убил вашего мужа?
На лице ее появилась гримаса, видимо, означавшая улыбку. Закутавшись в плащ с меховым воротником, она обернулась и произнесла:
— В дни карнавала улицы становятся небезопасны. Наверное, он встретил какого-нибудь убийцу в маске.
Она ушла, громко хлопнув дверью и даже не взглянув на Николя.
Николя остался на месте. Словесная дуэль вконец измотала его. Ему показалось, что навалившаяся на него усталость сейчас раздавит его окончательно. Либо Луиза Ларден невиновна, и тогда ответы ее продиктованы исключительно цинизмом и безнравственностью, либо она воистину великая актриса. Неожиданно ему в голову закралась мысль, не является ли вызывающее поведение и откровенная бравада госпожи Ларден способом утаить нечто важное? Кто станет подозревать женщину, добровольно отрекшуюся от добродетели и выдвинувшую убедительные основания своего выбора? Николя не привык бороться с двуличным противником. Для сыщика он был еще очень молод и не имел достаточно опыта ведения расследования. Он только начинал собирать собственную коллекцию людских типажей: большая часть их попала в нее всего лишь на прошлой неделе. Считая, что содержание должно соответствовать форме, он, столкнувшись с цинизмом или лицемерием, немедленно терялся. Речи Луизы Ларден звучали для него оскорбительно, они бросали вызов правилам поведения в обществе. Внезапно на ум ему пришла еще одна мысль: а вдруг бравада Луизы является последней попыткой заблудшей души удержаться на краю страшной пропасти безудержного разврата? Тогда ее искренность, граничащую с цинизмом, следует расценивать как дань уважения, которую порок отдает добродетели.
Однако время для рассуждений выбрано неудачно. Он обязан воспользоваться тем, что пока в доме никого нет, и никакая щепетильность не должна мешать ему выполнять задание. И, проникнувшись сознанием важности своей миссии, Николя приступил к обыску. Он быстро обнаружил, что из библиотеки кто-то — комиссар, Луиза или некто третий — забрал все бумаги. В спальне госпожи Ларден он тщательно осмотрел всю одежду и обувь, но не нашел ничего интересного. Смятая постель, пустая бутылка и два стакана свидетельствовали о происходивших здесь бурных любовных баталиях. Николя задумался. Возможно, тень, мелькнувшая под сводами церкви Блан-Манто, могла бы сообщить что-нибудь интересное о Мовале и его любовнице. Если, конечно, это действительно был человек Бурдо.
