— Господа, рад представить вам господина де Лаборда, первого служителя опочивальни Его Величества
[47]
.
Последовал новый обмен приветствиями. Даже Бальбастр попал под обаяние манер новоприбывшего. Услышав о должности, которую Николя занимал при начальнике полиции, Лаборд окинул его проницательным взором.
— Чем обязан, сударь, радостью принимать вас у себя? — спросил советник. — Вы редкий гость, и нам хотелось бы видеть вас почаще. Дружеские чувства, всегда питаемые мною к вашему отцу, теперь отданы вам. Этот дом ваш.
— Ваш слуга, сударь. Увы, у меня редко выдается свободный день. Но сегодня, когда я, наконец, свободен, я немедленно отправился к вам. Король отбыл с госпожой де Помпадур в Шуази. Мне следовало ехать с ними, но его величество по доброте душевной отпустил меня. А когда короля нет на месте, из Версаля все бегут. Последовав всеобщему примеру, я удрал из Версаля, явился к вам и намерен напроситься на обед.
Беседа оживилась. Пиньо, чья осведомленность в закулисье придворной жизни поразила Николя, сообщил ему на ухо, что именование служителя не должно вводить в заблуждение: де Лаборд очень важное лицо. Он являлся одним из четырех первых служителей королевской опочивальни, под его началом находились все внутренние службы дворца. И он обладал несравненной привилегией находиться в непосредственной близости от его величества, ибо по долгу службы ночевал в королевской спальне. Сам Лаборд никогда не опровергал слухов ни об особом расположении к нему короля, ни о своем богатстве, ни об участии в интимных ужинах в малых апартаментах. Наконец, довершая характеристику нового гостя, Пиньо добавил, что тот слывет другом маршала Ришелье, носившего звание первого дворянина королевской опочивальни.
С почтением взирая на человека, обладавшего правом вплотную приближаться к персоне короля, Николя пытался разглядеть некое особое отличие, каким, по его мнению, должен быть наделен обладатель сей привилегии. Выбравшись из любимого кресла, Ноблекур пригласил гостей пройти за стол.
Возле двери возникло замешательство: каждый старался пропустить вперед другого, комплименты сыпались со всех сторон. Наконец все вошли в прямоугольную гостиную, где посредине стоял накрытый овальный стол. Широкие окна смотрели на улицу, вдоль стены напротив выстроились застекленные витрины, книжный шкаф и буфет с мраморной доской, где выстроились бутылки.
— Господа, никакого протокола, здесь мы у себя дома, — заявил магистрат. — Николя как самый молодой садится напротив меня. Святой отец, — указал он на Грегуара, — сядет справа от меня, господин де Лаборд — слева. Господа Бальбастр и Пиньо займут места по обе стороны от Николя.
Отец Грегуар прочел благодарственную молитву, и все сели. Вошла Марион с внушительных объемов супницей и поставила ее перед хозяином. Ноблекур взялся разливать суп, в то время как Пуатвен обносил гостей вином, предоставив каждому выбрать себе цвет по вкусу — красное или белое. После первых ложек воцарилась тишина: гости отдавали честь вкуснейшему супу из голубей, процесс приготовления которого господин де Ноблекур живописал со страстью, достойной истинного чревоугодника. Затем Ноблекур обратился к Лаборду:
— Что нового при дворе?
— Его величество очень озабочен состоянием осады Пондишери. Маркиза делает все возможное, чтоб разогнать его меланхолию. Старается пробудить в нем былую энергию. Держу пари, вы даже не представляете — парижане столь пристрастны! — сколько талантов у этой женщины! О ней злословят, сочиняют памфлеты, но никто не задумывался, как много полезного она сделала. На свои средства она приобрела тысячи акций, деньги от продажи которых идут на вооружение и постройку линейных кораблей. Она вечно что-нибудь придумывает. Скажу вам, ибо полагаю, что здесь собрались люди чести…
И он окинул сотрапезников внимательным взором.
— …еще вчера она говорила мне, что в настоящий момент ей больше всего хочется стать мужчиной. Она беспокоится о состоянии дел в государстве. Столько людей, по должности обязанных печься об общественном благе и ревностно служить королю, бездействуют и предаются злословию…
— Дорогой мой, — прервал его Ноблекур, — скажите, как дела у вашего друга маршала?
— Он чувствует себя прекрасно, хотя с приближением возраста он, боясь впасть в старческую немощь, окружил себя докторами и шарлатанами. Он делит свое время между Бордо, где он является губернатором, и Парижем, где он с равным усердием посещает и заседания академии, и театральные спектакли. Когда я говорю о театре, я имею в виду актрис…
Марион и Пуатвен сменили тарелки и принесли следующее блюдо — мясное рагу, к которому на свернутой салфетке подали приготовленные на угольях трюфели. Рагу дополнило огромное блюдо горячей ганноверской ветчины. Де Лаборд, вдохнув аромат, тоненькой струйкой вытекавший из кастрюльки, где томилось рагу, поднял стакан.
— Господа, выпьем за здоровье прокурора. Он, как обычно, угощает нас по-королевски. Что за чудо ожидает нас под крышкой?
— Рагу из петушиных гребешков, фаршированных мясом каплуна, сладкого мяса, кроличьих почек, мякоти телячьих ножек и жареных сморчков.
— А какое вино! Красное ничуть не уступает белому.
— Красное — бургундское из Иранси, а белое произведено на виноградниках Вертю, в Шампани.
— Я прав, назвав ваш стол поистине королевским! — воскликнул Лаборд. — Совсем недавно его величество спрашивал у меня, что пил его прадед, Людовик XIV. Я расспросил королевского виночерпия. Мы подняли старые записи. Долгое время Людовик XIV увлекался винами из Шампани, а потом его врач Фагон доказал ему, что по причине особой кислинки оно дурно влияет на желудок, и посоветовал пить бургундские вина, с которыми желудок справляется гораздо легче, а потому никогда не спешит расстаться с ними. И король стал пить вина из Куланжа, Осера и Иранси.
— Я люблю вино с виноградников Иранси, — проговорил Ноблекур, — у него великолепный цвет, ясный и глубокий, а также чудный фруктовый аромат. Оно легко пьется…
— Скоро наступит пост, пора бы перестать ублажать желудок, — заметил отец Грегуар.
— Но пост еще не начался, — возразил Бальбастр, — а потому наш хозяин, сторонник и поклонник старой доброй кухни, вправе возносить ей хвалу. Тем более что сейчас многие увлеклись кулинарными новшествами…
— Ваши слова столь же прекрасны, как ваша игра и ваша музыка, — произнес Ноблекур. — Поистине это настоящий спор века, его главный спор. Я возмущен, господа, читая некоторые сочинения, где нам хотят внушить, что в нашей кухне нет ничего особенного. Лаборд, вы знаете Марена?
— Прекрасно знаю. Настоящий мастер своего дела, он начинал у герцогини де Жевр, потом стоял у плиты маршала Субиза, гурмана, уже представшего перед Всевышним. Его количество ценит Марена, а госпожа де Помпадур просто обожает. Ему нравится стирать в порошок….
