— Пьер, — произнес он, — дальше ни шагу. Вы в этой комнате впервые, я же изучил ее досконально, и потому, даже не зная истинной причины смерти жертвы, сумею лучше осмотреть ее. Если при осмотре мы пропустим что-либо важное, нам останется только сожалеть. Особенно если причиной смерти стал преступный умысел. А теперь поднимите повыше свечу и посветите мне.
Николя внимательно оглядывал спальню. Созерцание его затянулось, и сгоравший от нетерпения Бурдо дернул комиссара его за рукав, опасаясь, что тот заснул стоя.
— Не спишь, Николя? Время торопит…
— В подобных обстоятельствах иногда полезно потерять немного времени.
— И что же вам удалось заметить?
— Несколько вещей, изрядно меня удивляющих. Прежде всего, в камине не разводили огонь, что в настоящем случае довольно необычно. Сейчас около шести. Обычно в это время окна никогда не бывают закрыты, а шторы — задернуты.
— Что значит обычно или необычно?
— Значит, в привычках Жюли. Она всегда требовала разжигать камин и разводила в нем поистине адское пламя, — чего, как вам известно, я совершенно не выношу. Окна же она всегда держала приоткрытыми, а занавески задернутыми только наполовину. Значит, здесь кто-то похозяйничал, и остается только надеяться, что это сделано после обнаружения тела, в чем я лично сильно сомневаюсь…
— Почему?
— Посмотрите на подсвечники на комоде. Здешний врач осматривал тело при их свете. Но эти подсвечники никогда там не стояли, а вон те украшения всегда лежали в совершенно ином месте. Когда тело оставляют в комнате зимой, всегда открывают настежь окна и впустить холодный воздух с улицы…
— На ночном столике я вижу наполовину опустошенный стакан с беловатой жидкостью и тарелку с остатками пищи: похоже, это кусочек курицы в соусе. А это не только странно, но и совершенно невозможно.
— Но почему?
— Жюли никогда не ела в постели, никогда не просила принести ей в кровать ни ужина, ни завтрака. И не позволяла мне утолять голод даже сидя у изголовья. Именно поэтому тарелка здесь не только неуместна, но и вызывает подозрения.
Рассказывая о повседневных привычках Жюли, Николя старался держаться в тени, чувствуя, как лицо его заливается краской.
— И вот еще, — продолжил он. — Можете себе представить, чтобы она захотела поесть перед сном или посреди ночи, если спать она отправилась после роскошного ужина? Нет, в этой тарелке явно есть что-то необычное.
Задумчивым взором он окинул письменный прибор, стоявший на столике из розового дерева. Рядом в беспорядке валялись листки бумаги, перо, печатка и палочка зеленого воска.
— Во всем, что касается комнаты, готов с вами согласиться, — произнес Бурдо. — Но что вы скажете про тело?
— Нужно рассмотреть его поближе. Оно напоминает мне тело старика, на которого прошлым летом в Шавиле ночью напали осы и искусали ему шею. Положение рук точно такое же. На первый взгляд, признаки удушья не менее очевидны, чем признаки отравления, а распухшая шея видна издалека. Полагаю, вскрытие сообщит нам дополнительные подробности. Необходимо забрать стакан с остатками жидкости и еду с тарелки.
— А еще следы на полу, — добавил Бурдо. — Да какие грязные!
— Наверняка оставлены полицейскими и лекарем. Вряд ли они нам скажут что-нибудь новое.
В поисках улик они обошли комнату. Бурдо отыскал скрытую в стене дверь.
— Куда ведет эта дверь?
— В гардеробную, а оттуда в туалетную комнату, подсобные помещения и кухню.
Бурдо открыл дверь и, пройдя через маленькую комнату, где вдоль стен выстроились стенные шкафы, вошел в следующее помещение, более просторное, где стояли столик с зеркалом и кресло-бержер. Открыв вторую дверь, он очутился в коридоре, застеленном джутовой дорожкой.
— Здесь отпечатки гораздо более четкие, — заявил он. — Похоже, кто-то прошел тут дважды.
Николя подошел к Бурдо, который, словно завороженный, разглядывал пол.
— Однако странно, — промолвил инспектор. — Разрази меня Господь, если эти следы не похожи как две капли воды на следы, оставленные на ковре вашими сапогами. Впрочем, проверьте сами.
Оба опустились на колени и принялись молча изучать отпечатки; наконец Николя произнес:
— Те же самые. Как две капли воды.
Отойдя в сторону, он присел на корточки и, вырвав листок из своей черной записной книжки, при помощи свинцового грифеля стал делать зарисовку следа.
— В самом деле, совершенно одинаковые, — повторил он. — Видите, в одном месте гвоздь вылез из подошвы, и от него на паркете образовалась глубокая царапина. Посмотрите.
— Следы совсем свежие. Оставлены не позднее прошлой ночи, — смущенно пробормотал Бурдо.
— Понимаю, на что вы намекаете. Но этому есть объяснение.
Вернувшись в гардеробную, Николя открыл шкаф, и Бурдо увидел на вешалке знакомый ему фрак комиссара; на полке лежали аккуратно свернутые рубашки и галстуки. Однако Николя явно ожидал увидеть в шкафу еще что-то.
— Исчезла! Моя вторая пара сапог, точно таких же, как те, что сейчас на мне, исчезла! — возмущенно воскликнул он. — Я всегда держал здесь кое-что из одежды.
— Может быть, их взяли слуги, чтобы почистить?
— Хотел бы я посмотреть, как они это сделают! Маркиз, мой отец, научил меня никому не доверять заботу о своих сапогах. Только владелец может навести на сапоги такой блеск и глянец, что кожа их засверкает, словно скорлупа каштана!
— Согласен, согласен, — закивал Бурдо; Николя крайне редко вспоминал о своем отце-маркизе. — Тогда другой вариант: следы оставили слуги!
— Исключено. Их приучили ходить босиком. Жюли ненавидит шум. Она всегда мечтала научить слуг бесшумно скользить по полу.
— Тогда, — задумчиво произнес инспектор, — остается предположить, что обнаруженные нами в этом коридоре следы принадлежат вам…
Заметив, что Николя сейчас взорвется, он поправился:
— Вам или оставлены вашими сапогами… Давайте проследим, куда они ведут.
Следы привели их в кухню, где царил идеальный порядок. В буфете они нашли блюдо с остатками курицы в соусе, к которому Бурдо проявил живейший интерес. Николя узнал свой любимый соус для птицы, изготовленный по рецепту чернокожих жителей Антильских островов.
— Надо забрать эту курицу, отнести в Мертвецкую и показать Семакгюсу: пусть исследует и проверит на яд на крысах.
На лице Бурдо все отчетливее отражалась внутренняя борьба с самим собой.
— Мне, наверное, придется составить отчет для господина де Сартина…
Николя прервал его на полуслове.
— Разумеется. Почему бы также не сообщить ему, что вас сопровождал не числящийся по его ведомству писарь, обутый в роскошные кавалерийские сапоги? И этот писарь сообщил вам, что вторую пару таких же сапог он хранил в шкафу в доме, где его никто никогда не видел, и вдобавок — напоминаю еще раз — этот писарь указал, где хранится одежда, принадлежащая некоему комиссару Шатле, с которым он хотя и никогда не встречался, но с первого взгляда опознал его панталоны! Я предупреждал, этот маскарад заведет нас в тупик… Вы первым попались в ловушку, и я вместе с вами. Мне не следовало принимать ваше великодушное предложение.
