— Но при чем тут Жоржель?
— Аббата облапошили, а может, он просто делает вид, что ничего не понимает; не исключено, что он что-то заподозрил и потому упорно отказывается раскрыть своего осведомителя. Но на честь оказаться жертвой надувательства он точно не претендовал. И еще одно предположение, не исключающее предыдущие: документы, которые он доставал, являлись для него своеобразным способом подчеркнуть собственную значимость в глазах начальников. Короче говоря, сознательно или нет, но этот тип стал одной из причин развала созданной властью секретной службы. Подлинных причин мы, похоже, никогда не узнаем… В общем, в довершение скажу, что когда человечек аббата расстался со своим собеседником в черном, я, словно тень, приклеился к черному человеку и проследил за ним до самого его пристанища.
— И куда же он отправился? — спросил Ластир.
— Я видел, как он, достав из кармана ключ, отпер дверь дома, где располагается канцелярия Statthalter bei der Regierung für Niederösterreich.
— А если по-французски?
— Кабинет его высокопревосходительства господина губернатора Нижней Австрии, который в Вене исполняет обязанности начальника полиции. Это своего рода местный Сартин. Таким образом, Жоржель, претендовавший на особое знание политики венского кабинета, служил ширмой для прикрытия здешних шпионских служб. Они читают наши секреты и сплавляют нам свои заплесневелые тайны. И все это, чтобы окончательно парализовать работу наших дипломатов. Поистине мастерский ход! Засим, господа, я иду спать!
И, с трудом встав на ноги, он вышел из комнаты, оставив пребывавшее в полнейшей растерянности общество обдумывать услышанное.
— Немедленно отправляюсь в посольство, — вздохнул, поднимаясь, Николя, — отчитаюсь послу о невеселом исходе нашего расследования. Сомневаюсь, что эти новости его обрадуют.
— В самом деле, — заметил Ластир, — они вряд ли помогут ему вытащить засевшую глубоко занозу. Впрочем, когда все прояснилось, он знает, чего следует опасаться. А главное, он избавился от Жоржеля. Теперь, если сумеет, ему надобно заставить всех забыть о Рогане!
На этом они расстались.
Понедельник, 6 марта 1775 года
Если не считать изменившегося лица, господин де Бретейль встретил новость с достоинством, подобающим посланнику его величества. Не моргнув глазом, он выслушал отчет Николя, прозвучавший, вопреки обычаю, сухо и кратко. Высказав сожаление об оскорблении, нанесенном Франции, он принялся оценивать его возможные последствия. Затем, словно стремясь убедить самого себя в реальности того, о чем он только что узнал, Бретейль стал задавать себе вопросы об удручивших его известиях. Попытка убить посланца двора в расчет не принималась; подобные покушения являлись частью дипломатической игры.
— Итак, австрийский кабинет в курсе нашей секретной переписки? А через этого мошенника-аббата нам всучивали заведомо устаревшие сведения? Более того, для вящей достоверности и чтобы мы как следует заглотили наживку, нам наряду с фальшивыми бумажками подсовывали незначительное количество подлинных документов, утечка содержания которых для нынешней политики никаких последствий иметь не будет. Не так ли? А?
И, нехорошо усмехаясь, он принялся терзать кружевной галстук.
— Верхом безобразия в этом деле является поведение Жоржеля, намеревавшегося затруднить мою работу, скрыв от меня свои источники получения сведений. Но на самом деле он оказал мне неоценимую услугу. А вы, господин маркиз, заслужили мое расположение, оказавшись столь действенным инструментом моей разведки. В своем докладе Версалю вы, полагаю, укажете и на измену, и на непроходимую глупость этого посредственного субъекта в рясе.
Далее господин де Бретейль стал изливать свою ненависть к Рогану, обвиняя принца в том, что тот легкомысленно позволил австрийцам заманить себя в ловушку. Подождав, пока гроза пройдет, Николя поведал послу содержание наполовину обгоревшей бумаги, найденной им в камине аббата, после чего ураган забушевал с новой силой. Последовала резкая критика, завершившаяся саркастическим смехом, а затем громы и молнии вновь обрушились на Рогана. Императрица не переносила развращенного прелата, и королева унаследовала от нее неприязнь к признанному ухажеру госпожи Дюбарри. Так что рано или поздно настанет день, когда он, Бретейль, все ему припомнит.
— Итак, — подвел итог Николя, — дело, к сожалению, улажено. И у нас нет более оснований продолжать свое пребывание в Вене. Теперь вы знаете все, а ваши депеши требуют, чтобы мы попрощались с вами и как можно скорее сопроводили их к месту назначения.
— Ваши товарищи вполне могут отбыть и без вас. А что вы имеете в виду, говоря о сопровождении моих депеш? Вы же меня уверили…
— Вопрос в наименовании. Речь идет о безопасной переправке их содержания.
— Вы что же, можете убедить меня прямо сейчас, что доставите их в целости и сохранности?
— Попробую…
Закрыв глаза, Николя сосредоточился и принялся монотонно, нараспев, произносить текст:
«В Богемии начались волнения. Жители нескольких деревень недовольны принудительными работами, которые их заставляют выполнять их господа, и они, собравшись вместе, заявили о своем отказе от работ. Прибыв в город Кенигсгретц, они подали прошение, чтобы их освободили от принудительных работ. Однако в город их не пустили. Гуситы, чья секта по-прежнему многочисленна в Богемии, настроены наиболее решительно…» Хотите услышать начало второй депеши?
Ошеломленный Бретейль молча кивнул.
«Крестьянские волнения приняли широкий размах, а вытекающие из них последствия гораздо более серьезны, нежели я сообщал вам в предыдущем донесении. Так как здесь всеми силами стараются скрыть сии беспорядки, мне показалось разумным не выдавать свою осведомленность, ибо так желательно министру, и не распространяться о причинах несчастья, постигшего Богемию и землевладельцев, коим причинили невосполнимый ущерб…»
В растерянности Бретейль прижал палец к губам.
— Господин маркиз, это превосходит мое понимание. Каким чудом? Вы должны немедленно успокоить мое любопытство.
— Объяснение очень простое. В детстве я много заучивал наизусть. Мои наставники иезуиты довершили мое образование в этой области. Мне достаточно вызубрить начало и конец абзаца. Я их шифрую по одной лишь мне известной системе. А затем все запоминается само собой.
— Сударь, вам следует создать собственную школу! Так можно решить проблему секретности!
— При условии, что вас не станут допрашивать с пристрастием, — с улыбкой заметил Николя.
— Но я, увы, все равно не могу разрешить вам покинуть Вену, ибо императрица желает передать вам пакет и послание для королевы. Мы зависим от ее доброй воли, а она может проявить ее совсем не скоро… Я понял, что по ее приказу спешно изготовляют некий медальон. Так что я вынужден задержать вас, ибо медальон еще не прибыл. Советую вам пока насладиться теми удовольствиями, кои может предоставить вам Вена.
