— Боже! Пьер, довольно, от такого изобилия пищи у меня начнется несварение желудка.
— Ничего, переваришь. Кроме того, этот человек является одним из секретарей герцога Шартрского, и я не удивлюсь, если обнаружу, что в высокопоставленных кругах у него имеются и другие связи. Ах, забыл: ваш Филин слывет его приятелем.
— Но это же прекрасно. Значит, у меня будет повод разговорить птичку.
— Наконец, я сравнил почерк на клочке бумаги из портфеля нашего Симона с почерком Пиданса. Они совершенно идентичны: нет никаких сомнений.
— Значит, по-твоему, Пиданса, автор памфлетов и покровитель Ренара, связан с Симоном, который занимается ввозом в королевство книг, напечатанных в Голландии и Англии?
— И не исключено, — добавил Бурдо, — что книги, где на переплетах указаны латинские авторы, скрывают совершенно иное содержание, а потому их приходится ввозить в обход таможни и цензоров.
— Вполне возможно. Однако контрабанда, хотя и подвергается осуждению, вряд ли может стать причиной для убийства. Мне кажется, мы по-прежнему имеем дело с видимостью, с некой прозрачной субстанцией, которой требуется мощный поток света, чтобы обрести плоть и краски. Так что нельзя терять времени. В шесть часов я встречаюсь с Филином. Что же касается Симона…
— Все меры приняты: пока он не покинет пределы королевства, за ним будут неустанно следить.
— Ты знаешь, что надо делать с Ренаром. К цензору пока приближаться не стоит, иначе мы можем разворошить осиное гнездо. А сейчас я пешком отправлюсь на улицу Нев-Сент-Огюстен, дабы спросить мнения Ленуара по поводу вновь открывшихся обстоятельств.
— Нет, не отправитесь. Вам предстоит гораздо более интересное занятие.
— Какое же?
— Опомнитесь, Николя! Эме ждет вас в своем экипаже.
Николя хлопнул себя по лбу.
— Ох, совсем забыл! Благодарю за напоминание. Да, иногда надо отдавать предпочтение Венере перед Меркурием.
И он торопливо, насколько позволяли его многочисленные ссадины, поспешил к выходу.
Эме немножко обиделась, что ей пришлось долго ждать; тем не менее она подробно рассказала Николя о своих вчерашних занятиях. После продолжительного сеанса у доктора Месмера она провела остаток дня на ярмарке Сен-Лоран. Ее подруги, как и она сама, сожалели о закрытии ярмарки Сент-Овид, где в прошлом году случился пожар. Ей не хватало царившего там веселого столпотворения, крытого променада вокруг площади Людовика XV, выстроившихся в круг палаток и представлений для простонародья. Вместе с ярмаркой Сент-Овид ушли монстры, диковинные животные из страны антиподов, пожиратели огня, акробаты и марионетки, вызывавшие восторги зрителей. На ярмарке Сен-Лоран атмосфера была спокойная, но не слишком радостная. Они обошли прилавки торговцев дешевыми побрякушками, модисток, парикмахеров, посмотрели комедию и пантомиму. Молодая женщина, мадемуазель Тюссо
[42]
, обучавшая лепке Мадам Елизавету, представила их воспитавшему ее доктору Курциусу
[43]
: она называла его своим дядей. У доктора был свой кабинет восковых фигур. В этом году там можно было полюбоваться изображениями Вольтера, Жан-Жака и Бенджамина Франклина.
— И насколько верны эти изображения?
— Из оригиналов я встречала только Франклина. Издалека мне показалось, что изображение соответствует действительности. Однако вблизи оно немного грубовато, с застывшим выражением лица и в странной одежде.
В ресторации «Большой Олень» их встретил Гаспар, бывший лакей, прислуживавший Лаборду в Версале. Он усадил их за любимый столик Николя.
— Господин маркиз, сударыня уже изволили сделать заказ. Должен ли я представить вам меню?
— Прошу вас, — ответил Николя, внезапно почувствовав, как в нем пробуждается голод.
— Сначала мы подаем донца артишоков с устрицами, за которыми последует…
— Но, Гаспар, как приготовлены эти донца?
— Берем маленькие зеленые артишоки, очищаем, оставляя только наиболее съедобную часть. И никаких волокон! Потом опускаем в соленую воду, куда добавляем лимонный сок, дабы донца не почернели, и отвариваем до мягкости. Затем вскрываем устрицы и бланшируем их в воде, не доводя до кипения. Вынимаем устрицы из раковин и крупно рубим вместе с мясом тюрбо, добавляем масло, лук-шалот, петрушку, лук-севок и трюфели. Добавляем щепотку муки, стакан хереса и в достатке постного бульона. Фарш должен кипеть до тех пор, пока весь бульон не выкипит. Только тогда вы бросаете в него три желтка, разболтанные в сливках. Главное, когда вы вмешиваете желтки, снимите кастрюлю с огня! Потом вы заливаете донца, горячие донца, получившейся смесью и…
— И?.. — вопросительно повторил Николя, сверкая глазами.
— И пробуете, господин маркиз, пробуете!
— О, а я-то не догадался! Само собой разумеется. А какое чудо идет следом?
— Нечто совсем легкое, что пришлось по вкусу госпоже. Салат из мелко нарезанного мяса рябчиков. Блюдо очень простое и очень быстро готовится. Берете четыре жареных рябчика, отделяете четыре филе. Кладете в салатницу четыре мелко нарезанных филе, добавляете оливковое масло, уксус, эстрагон, соль, перец, грибы, петрушку, лук-шалот, мелко нарезанные корнишоны, маленькие обжаренные сухарики и тонкие ломтики мясного желе. Все легко и изящно перемешиваете, выкладываете на тарелку и украшаете нарезанными кружочками крутыми яйцами, филе анчоусов и стеблями латука и цикория.
— От одного только рассказа слюнки текут!
— А в такую жару сей салат еще и освежает! Уверена, друг мой, вам понравится.
— И для достойного завершения трапезы, в основу которой положена гармония и легкость, — засахаренная смородина.
— Засахаренная смородина?
— Превосходные гроздья смородины, собранные сегодня утром в Шарантоне. Мы намочили их в прохладной воде, предварительно добавив в нее два взбитых белка. Потом гроздья вынули, оставили на несколько минут, чтобы с них стекла вода, обваляли в сахарной пудре и подсушили на бумаге. Сахар кристаллизовался вокруг каждой ягодки. Выглядит такая смородина просто замечательно: посреди летней жары она напоминает нам о зиме! Да и кислый вкус ягод смягчается. А дополнением обеда послужит любимейший нектар госпожи — бутылка вина с виноградников Обанса.
— Гаспар, ваш ресторан не перестает удивлять меня.
Бывший версальский лакей казался растроганным.
— Он никогда не сможет дать вам того, чем он вам обязан, — тихо проговорил он.
Эме нахмурилась, вопросительно вскинув брови. В новом летнем хлопчатобумажном платье она была обворожительна. Приложив палец к губам, Николя улыбнулся. Эме сняла соломенную шляпку, подвязанную лентой цвета вишни. Когда период бурной страсти прошел, для влюбленных наступило сложное время ссор, размышлений и тревог. Каждый подталкивал другого сделать решительный шаг к разрыву, словно хотел проверить силу его привязанности. Когда же Эме вступила в возраст зрелости, Николя неожиданно почувствовал, что она нисколько не изменилась и в расцвете лет осталась такой же юной, какой он увидел ее впервые. Глубокое чувство, вспыхнувшее между ними в тот день, когда он нашел ее, промокшую и обессилевшую, в лесу Фос-Репоз, не угасло и в период колебаний и раздумий. При каждом воспоминании о той встрече сердце Николя начинало усиленно биться. Эме же поняла, что ей совершенно необходима уверенность в том, что, чего бы ни случилось, рядом всегда есть он, сильный, готовый мужественно встретить любую опасность и встать на ее защиту. Она поняла, что за суровым видом, приобретенным за долгие годы службы, скрывается душа хрупкого меланхоличного юноши, и она одна умеет понимать его настроения и исцелять его печали. И безграничная благодарность к человеку, подарившему ей уверенность в жизни, слилась с несравненным чувством восторга. У влюбленных начался период, когда, поняв, что их объединяет, они успокоились, и пламя их страсти разгорелось заново.
