Сказано, однако, было без энтузиазма.
— Господи, — продолжал Барбекано, — если бы я осмелился…
— Не стесняйтесь, прошу вас.
— Сегодня я пригласил к обеду господина Бенжамена де Лаборда, бывшего первого служителя королевской опочивальни покойного монарха. Господин де Лаборд подготовил сочинение о музыке. Не согласитесь ли вы стать четвертым участником обеда? Будет еще мой друг Бальбо, о котором вы уже наслышаны. Без сомнения, ваше присутствие, присутствие столь просвещенного любителя…
— Как тесен мир! Господин де Лаборд — один из ближайших моих друзей. Поэтому я, не опасаясь злоупотребить вашей добротой, с удовольствием принимаю приглашение.
— Я не слишком разбираюсь в кухне и умею готовить только блюда моей родной провинции Умбрии. Сам я родом из Норчии, как, впрочем, и Бальбо. Но, предупреждаю вас, мы станем говорить о музыке.
— Это лишь возбуждает мой интерес! Куда мне прийти и в котором часу?
— Не угодно ли вам явиться ко мне в тринадцать часов? Я живу в антресольном этаже дома на рыночной площади, над лавкой зерноторговца. Ошибиться невозможно. Вам знакомы эти места?
В памяти немедленно всплыли картины мучных мятежей.
— Да, вот уже два года как. Отлично, сударь, я вас благодарю и прощаюсь, но лишь на время.
Он не стал спускаться обратно в часовню, а прошел по хорам до королевской ложи, расположенной прямо напротив алтаря, и вышел в салон Геркулеса, дабы оттуда спуститься вниз. Но когда он вошел в салон, к нему навстречу, ковыляя на толстых ногах, направился молодой человек. Николя тотчас узнал графа Прованского, брата короля. Глаза, гнездившиеся на невыразительном пухлом лице Прованса, смотрели пристально и холодно, словно претензии, имевшиеся у принца, были адресованы именно Николя. Комиссар поклонился наследнику трона.
— Господин маркиз, — произнес Прованс, чуть заметно улыбаясь, — не уделите ли вы мне несколько минут? Но прежде мои поздравления, своей храбростью вы вполне заслужили крест Святого Людовика. Не удивляйтесь, брат рассказывал мне о ваших подвигах с таким пылом, с каким говорят о войне те, кому — увы! — никогда не доведется попасть на поле боя.
Николя подумал, что мог бы многое сказать в ответ принцу.
— Я к услугам Вашего Высочества, — произнес он.
Пованс указал на скамью.
— Давайте сядем, — вымолвил он, беря Николя под руку и опираясь на нее при ходьбе. Он сел, однако комиссар остался стоять.
— Ну же, к черту этикет, мы не на приеме. Садитесь.
Наступила довольно долгая пауза, свидетельствовавшая о том, как трудно принцу изложить суть дела.
— Вы любовались работами Куапеля, Лафосса или Жувене?
— Всех троих. Во время службы отвлекаться не позволяет либо благочестие, либо необходимость внимательно наблюдать за Его Величеством, безопасность коего я обязан обеспечивать.
— Вы единственный, кто во время службы думает о благочестии! Вы любите сказки, сударь?
— Когда они хорошо кончаются.
— Увы, вынужден вас разочаровать: сказка, которую я намерен вам рассказать, не имеет конца. Впрочем, начала я тоже не знаю, равно как и середины; только несколько коротких эпизодов. Да и те весьма сомнительны.
— Если Ваше Высочество обратились ко мне, значит, вы полагаете, что я смогу заполнить лакуны.
Прованс вскинул голову, отчего складки плоти у него на шее слегка разгладились. Похоже, он оценил смелость ответа.
— Сначала небольшое вступление. Даете слово, сударь, сохранить мой рассказ в тайне?
— Суть рассказа или лицо, от которого я имею честь его услышать?
— Особенно лицо. Итак, слово маркиза де Ранрея?
— Его слово или слово Николя Ле Флока одно стоит другого, ибо они принадлежат одному и тому же человеку. Так считал ваш дед, да примет его Господь под свою святую десницу!
— Черт побери! Ну и характер. Не сердитесь. Это просто словеса, принятые в разговорах между благородными людьми. Полагаю, сударь, вам известно, что моя тетка Аделаида не умеет держать язык за зубами. Она по секрету рассказала мне, что обратилась к вам. Мой дед, коего вы только что вспомнили, высоко ценил вас, а потому все поют вам хвалы.
Николя подумал, что сдержанность отнюдь не является добродетелью королевского семейства. В сущности, если поразмыслить, хранить секреты умеет, возможно, только король.
— Его Высочество может заметить, что я ничего не подтверждаю, но и ничего не оспариваю. Полагаю, Его Высочество с уважением отнесется к обязательствам, кои могут быть у меня по отношению к вашей августейшей тетке, коей я имею честь служить вот уже почти два десятка лет.
— Вы именно тот человек, который мне нужен, — с восторгом воскликнул Прованс. — Я все расскажу вам, хотя рассказ мой и не имеет ничего общего с рассказом тетушки.
«Куда он, черт побери, клонит?» — подумал Николя.
— Представьте себе семью, очень богатую семью, где всеми богатствами распоряжается старший сын, у которого нет наследника мужского пола. И вот жена его беременеет.
Мимо с поклоном проследовал лакей в голубой ливрее, и принц на минут прервал рассказ.
— …рассказывать дальше?
— Ваше Высочество может не продолжать.
Маленький толстяк смерил его надменным взором.
— Почему же, сударь?
— Потому что я знаю, что Ваше Высочество мне скажет.
— И что, например?
— Что дурные люди предложили младшему брату опорочить жену старшего брата, со всеми вытекающими последствиями. Но так как младший человек честный и любит своего брата, он не хочет, чтобы зло свершилось, а, напротив, хочет остановить задуманную махинацию. Но как?
Холодный взор принца пронизывал его насквозь.
— Nil agit exemplum, litem quod lite resolvit!
— Nam furis! An prudens ludis me, obscura canendo?
[55]
— Ах, Ранрей, друг мой, в игре в цитаты вам нет равных! Какие познания! Какое близкое знакомство с Горацием!
— Что еще, Ваше Высочество?
— Собственно, все. Мне хотелось, чтобы вы знали. Чтобы комиссар Шатле был в курсе.
— Но у вашей сказки отсутствует мораль.
— О чем это вы? Какая еще мораль? Маркиз, надо уметь вовремя остановиться. Это высшее искусство. Недавно об этом вышла книга некоего аббата Дюнуара. В сущности, он плагиатор, но Александр среди плагиаторов: он присваивает все, что сам прочитывает. Бельгард, Жоли де Флери, аббат Манжен, Николь, Лабрюйер и даже архиепископ Парижский: каждый из этих авторов внес свою лепту в его труд!
