Поблагодарив начальника полиции за полезные сведения, Николя попросил выделить ему людей, так как преступник, скорее всего, скрывается в Версале; просьба была немедленно удовлетворена. Зная, что значит работать с сетью агентов, Ленуар также вручил ему письмо в казначейство, позволявшее следователю по особо важным делам в случае необходимости действовать при помощи звонкой монеты. Отправившись в конюшню, Николя попросил оседлать ему Резвушку. Кобыла, как всегда, встретила его радостным ржанием и весело забила копытами. Он нежно погладил ей веки, она в ответ фыркнула ему прямо в шею. Совершив привычный ритуал, он вскочил в седло и пустился в путь.
Перебравшись через Сену, он выехал на песчаную дорогу, ведущую в Версаль. Жадно глотая свежий воздух, он пустил коня в галоп и попытался выкинуть из головы все удручавшие его мысли. Однако новый поворот в расследовании не давал ему покоя. Наличие у Винченцо Бальбо брата-близнеца давало ответы на многие вопросы, до сих пор остававшиеся загадкой, но не на все. Новая развязка казалась слишком простой, не соответствующей сложности дела и той жестокости, с которой совершались убийства.
Как обычно, он заехал в Фос-Репоз, в особняк адмирала д’Арране. Обрадованный его скорому возвращению, Триборт поинтересовался здоровьем Плутона. Адмирал все еще находился в Бресте: он принимал участие в военном совете.
— А мадемуазель? — спросил Николя.
— Ну, что вам сказать? — лукаво подмигнул Триборт. — Мадемуазель дома. Однако из-за проклятой жары она решила освежиться и отправилась на пруд, ну, тот, что находится возле парка. Думаю, она сейчас плещется там как карп, очень миленький карлик!
Николя задумался. Солнце стояло в зените. Настало время обеда, а значит, у него есть несколько свободных часов. Провожаемый понимающим взглядом старого матроса, он углубился в парк, предварительно дав указания позаботиться о его лошади. Выйдя за ограду, отделявшую парк от леса, он отыскал тропу, спускавшуюся к небольшому озерцу, укрывшемуся в тени деревьев, и под прикрытием редких зарослей орешника бесшумно приблизился к берегу. Эме плескалась в озере в костюме наяды. Любуясь очаровательным созданием, Николя ощутил, насколько он грязен и как от него разит кожей и конским потом. Быстро раздевшись, он потихоньку погрузился в воду, оказавшуюся даже не теплой, а горячей. Проплыв под водой, он вынырнул возле Эме, и та, обернувшись, издала испуганный вскрик. Он обнял ее, и они вместе ушли под воду. Она прижалась к его груди, и в ту же минуту он забыл об окружавшем его жестоком мире, о трупах, заговорах и заговорщиках. От ласк Эме дыхание Николя участилось; казалось, ему наконец-то удалось избавиться от всех тревог, копившихся с начала сражения при Уэссане. В этот волшебный миг он ощутил радость жизни — во всей ее полноте, не омраченную горестными мыслями и исполненную пылкой и нежной любви.
Вот он, устав после охоты, весь в поту,
Покрытый грязью из лесных овражин,
Ложится с вами, льня губами к лону,
И жажду он любовью утоляет.
[57]
Выбравшись на берег и растянувшись на траве, они в какой-то миг заснули. Пробудившись первым, Николя не стал будить Эме, а тихо одевшись, отправился в дом. Там он привел себя в порядок и переоделся. Ухмыляющийся Триборт привел ему Резвушку. Николя сказал, что если кто-то станет его искать, отвечать, что он отправился к министру морского флота, и, сев на лошадь, поскакал в Версаль. Отводя кобылу в Большую дворцовую конюшню, он с изумлением обнаружил, что стрелки часов показывают пять. Время сна на берегу пруда пролетело очень быстро. Он заспешил к министерскому крылу, где его без проволочек провели к министру.
Судя по выражению лица, Сартин пребывал не в духе. Его внимание было приковано к объемистому досье, откуда он время от времени извлекал стопки бумаг и откладывал в сторону. Наконец рука его с пером замерла в воздухе, и он недоумевающее взглянул на Николя.
— Итак, сударь, — произнес он в высшей степени насмешливым тоном, — вы по-прежнему претендуете на звание сеятеля трупов! Осквернив Большой канал, запятнав кровью Самаритен, вы принялись за Дом для прислуги. И, дерзну я вам доложить, в довершение вы арестовали любимую кастеляншу Ее Величества. Что ж, полагаю, сейчас вы приведете мне преступников, связанных по рукам и ногам.
— Не обещаю, это было бы слишком самонадеянно. Однако могу утверждать, что след совсем свежий, и мы движемся по нему с должной скоростью.
Зная, что Сартин не любит вдаваться в подробности, он кратко изложил свои последние шаги, коснувшись дела Симона и мер, предпринятых им для поимки шпиона, который, судя по всему, должен прибыть в Версаль, дабы снестись с вором относительно украденного ключа королевы. Отбросив перо и запачкав чернилами досье, министр морского флота вскочил и в ярости забегал по комнате.
— Опять! Опять он переходит мне дорогу и портит тщательно задуманную операцию! Если Симон сумел бежать, это не значит, что мои люди ни на что не способны! Это я отдал такой приказ! Догадываетесь, почему? Впрочем, ваша несносная привычка никому не доверять…
— Сударь, — уязвленным тоном проговорил Николя, — не вы ли говорили мне, что операция отложена? К тому же она пока не принесла никаких результатов, а следовательно, никто и ничто не скомпрометированы.
Сартин не ответил. Вошел слуга и протянул министру запечатанное письмо. Распечатав его, министр сел в кресло и, обхватив голову руками, задумался.
— Садитесь, Николя, похоже, я был не прав, что вспылил. Ошибки оправдывают ваши опасения. Мне сообщили, что сьер Симон, избавившись от тесной опеки моих людей, попытался полностью от них избавиться. И эти растяпы не придумали ничего лучше, как взять его в кольцо. Произошла перестрелка. Он мертв.
Николя с удовлетворением отметил, что на этот раз задача оказалась для Сартина непосильной, и тот, не сумев решить ее, принес свои извинения. Тем не менее оборвалась еще одна нить.
— Ваш след кажется мне весьма сомнительным. Каким образом кастрат, поющий в Королевской капелле, может быть замешан в этой истории? Я себе этого представить не могу.
— Трудно признать очевидное: у похитителя ключа королевы больше нет сообщников. Шартр и Прованс, без сомнения, в этом заинтересованные, отошли в сторону, а Симон, работавший на англичан…
— Не будем о нем говорить, — перебил его Сартин, — поступайте, как считаете нужным. Как всегда.
Вместо прощания он погрузился в свои бумаги, как некогда делал Сен-Флорантен. Так как двор все еще находился в Шуази, во дворце ему больше делать было нечего, и, полагая, что у Бурдо может возникнуть необходимость встретиться с ним — как было условлено — в доме д’Арране, Николя решил вернуться в Фос-Репоз. Выехав из Большой конюшни, он пустил кобылу рысью. Проехав с полпути, он с изумлением увидел, как ему навстречу мчится карета адмирала д’Арране. Желая привлечь внимание кучера, он поднял Резвушку на дыбы. Его маневр достиг успеха: подобрав вожжи, кучер остановил упряжку. Из кареты тотчас выскочили Бурдо и Триборт. Спешившись, Николя взял поводья и направился к ним; Резвушка покорно следовала за ним.
