— Скорее, Гамид зовет! — крикнул он.
— А что такое?
— Зовет! Туда, в дом, вошли Таш, Ровоам Бубу, Амалек Бади, Агенор Лути…
— Таш? — переспросил Тахмад. — Идем, не то он ее убьет…
— Не убьет, — сказал я. — Она ему больше не нужна. Но идти надо.
Гамид был там, где обычно, — за большой кирпичной кучей.
— Они приехали на прекрасных ослах. Ослы вон там, в загоне. А вот это — мост.
— Что с тобой? — заботливо спросил я. — Ты здоров? Это же дом, а не мост.
— Я про счетное устройство. Оно — мост между нами и обманом. Оно — и еще хранилище. Помните башню Элиава? Не будет их — и обман нас не коснется! И всё станет по-прежнему — как в Нашей Башне, труд и деньги, труд и деньги, и ничего между ними!
— Чего ты хочешь? — спросил Тахмад.
И тут Гамид запел.
— Мы идем, мы идем, мы козу с собой ведем… — очень тихо запел он. И оскалился так, что Бешеный Пес, увидев этот оскал, тут же отдал бы ему свою шапку с крокодильими челюстями.
— Мы идем, мы идем, — так же тихо присоединился к нему Абад. — Мы мешки с собой несем…
— Мы идем, мы идем, палки мы с собой несем…
— Мы идем, мы идем, камни мы с собой несем…
— Нет, не камни, — сказал Гамид. — Я знаю, что нам нужно… За мной, Субат-Телль, только тихо…
— Ты обменял свой разум на ослиный? — спросил Левад.
— Нет, мой разум на месте. Просто сейчас дверь наконец открыта! Они ведь всё время ходят взад-вперед, и пьют изюмное вино на крыльце, и брызгают им через забор на крестовину…
— Приносят жертву Тиамат. Они приносят крестовину Мардука в жертву Тиамат, — сказал Абад. — И устройство теперь — раб Тиамат. Ну, чего мы ждем? Мы идем, мы идем, бревна мы с собой несем…
— Мы идем, идем, идем, гибель мы с собой несем…
Сарай, в котором хранились всякие строительные орудия, был совсем рядом. Гамид, видно, там уже побывал, — он сразу повел нас в дальний угол, где лежали уже ненужные кувалды.
— Нас узнают, — сказал Левад.
— Думаешь, кто-то из них видел наши лица? Они видели только наши спины в грязных туниках, склоненные над тачками, — возразил Гамид. — Абад, вот тебе самая большая.
— Узнают.
— Не узнают, клянусь гневом Мардука. От хранилища останутся одни осколки…
Дверь действительно была нараспашку. Я заглянул первым и увидел край счетного устройства, а также радостных людей с высокими кубками.
Это были Евер, его помощник Муртак, Агенор, Амалек, Ровоам и, конечно же, Таш. Я вытянул шею и увидел еще двоих — Бешеного Пса и Бубука.
— Ну вот, теперь ты видишь, какое у нас удачное счетное устройство? — говорил Евер Бешеному Псу. — Оно одно такое на всю страну. Единственное! Неповторимое! У нас так подобраны таблички и так продуманы их сочетания, что повторить это вряд ли удастся — только полностью скопировать, и то — под нашим присмотром. Я никогда еще не был так счастлив, как сейчас!
— И я, — сказал Амалек. — Клянусь священным скрипом нашей крестовины! И самой страшной рожей Тиамат!
— И я! — сказал Ровоам. — Что эти чудаки говорят про женскую любовь? Ни одна женщина не даст такого счастья, вы уж мне поверьте!
— Я поговорю с Аламом, чтобы храм дал вам денег, — пообещал Бешеный Пес. — А устройство дивное! Слава прекрасной Тиамат, что в мире, созданном из ее плоти, живут такие разумные люди.
— Отступаем… — прошептал Тахмад. — Они не дадут нам разрушить устройство. Подождем, пока эти уедут…
— Слава разуму, который торжествует победу, — ответил Бешеному Псу Агенор. — Вот это всё — победа разума, друг мой. Победа таланта, победа любви к своему ремеслу — ты понимаешь меня?
— Поскольку всё это происходит в теле мудрой Тиамат, то это и победа Тиамат, — заявил Бешеный Пес. — И за нее следует выпить.
— Пусти, — сказал мне Абад. — Мне надоела Тиамат! Эй, эй, Субат-Телль!
Мы с Левадом не успели его удержать. А Гамид вдруг резко распахнул перед ним дверь.
Абад ворвался, стремительный, как четыре боевых ветра Мардука! Когда надо, он двигается очень быстро, — и он оказался возле счетного устройства, и замахнулся кувалдой, и обрушил ее на зубчатое колесо и торчащий прут с нанизанными табличками. Раздался треск, хруст, всё полетело в разные стороны, а он с разворота ударил счетное устройство в деревянный бок.
— Безумец! — закричал Ровоам. — Держите безумца! Он был ближе всех к устройству и кинулся между ним и Абадом. Он хотел схватить Абада за руку, но тут вперед выскочил Гамид и ударил Ровоама кувалдой по голове. Тот рухнул.
Я окаменел, Левад и Тахмад тоже окаменели, но Гугуд словно этого знака и ждал.
— Бей разумных! — крикнул он.
— Левад, Вагад, в хранилище! — приказал Гамид, а мы, не в силах пошевелиться, смотрели, как падают Агенор и Амалек.
Я никого не хотел убивать!
Когда я увидел лицо Таш прямо перед собой, я крикнул ей: «Берегись!» Но было уже поздно.
— В хранилище, дурень! — заорал вдруг Левад. Я никогда раньше не слышал, чтобы он так орал. Но ему нужно было заглушить крики. И он погнал меня перед собой, тыча в поясницу кувалдой. Мы вбежали, увидели полки, и нам показалось, что справиться с табличками может только царское войско.
— Это всего лишь работа, — вдруг сказал Тахмад. — Мы когда-нибудь боялись работы?
И мы выворачивали ящики на пол, и били по табличкам кувалдами, и крошили их в пыль, а ряды полок всё не кончались.
Знать бы, где договоры, думал я, знать бы, где договоры…
И опрокидывал очередной ящик.
Вскоре к нам присоединились Гамид, Гугуд и Абад.
— Живо, живо, живо, — повторял Гамид. — Они не успели поднять настоящий шум, но мальчишка визжал… живо, живо, живо…
Абад додумался — он с корнем выдирал из опор доски полок и опрокидывал разом по десять ящиков.
Вшестером мы прошли сто шагов хранилища очень быстро.
— Всё, — сказал Тахмад. — А теперь уходим.
Нам пришлось пройти через помещение, где было счетное устройство Самариаха. От его высоко вздымавшихся сооружений остались одни обломки, и только полосы плотной ткани и веревки, что тянулись от крестовины, свешивались из дырок в стене.
Я не хотел смотреть на мертвые тела, но одно всё же увидел.
Это был Бубук.
— Идем, идем, — говорил Гамид. — Я обещал, что нас не узнают, и нас не узнают. Некому узнавать. Главное — поскорее покинуть этот дом. Да не тащите вы с собой кувалды, дурни…
Мы вышли и побежали вслед за ним. Мы оказались с другой стороны Новой Башни, забрались в сарай каменотесов и долго молчали.
