Мы поспешно двинулись по темному проходу через здание. Детектив распахнул открывающуюся в обе стороны дверь в конце пропахшего плесенью коридора. Мы спустились по неровным ступенькам и очутились на открытом пространстве, вымощенном большими плоскими камнями. В трещины между ними пробивалась трава. У самых наших ног оказалась голова убитой женщины, тело ее лежало параллельно небольшому забору, о котором упоминал Хокинс. Я тотчас убедился, что ужас, охвативший мальчишку, был вполне оправдан.
— Боже правый, что он натворил! — пробормотал Холмс. — Доброе утро, инспектор Лестрейд.
— Надо же, он говорит «доброе утро»! — закричал жилистый инспектор. — Что, во имя всего святого, привело вас сюда? Мерфи! Куда вы идете, черт возьми! Не надо посылать телеграмму. Похоже, мистер Холмс ясновидящий.
— Уверяю вас, в моих методах нет ничего сверхъестественного. Просто наш коллега живет здесь по соседству.
— Ну надо же! Мерфи, вы можете нас оставить. Проверьте, чтобы у Бакстера все было под контролем.
Когда констебль вышел, Лестрейд недоверчиво покачал головой:
— Мистер Холмс, не сочтите за обиду, но в ваших методах есть что-то необъяснимое. Впрочем, хвала Всевышнему, что вы здесь. Доктор Уотсон, осмотрите, пожалуйста, труп, если способны это вынести. Врач пока не приезжал, а у меня ум за разум заходит.
Чтобы подбодрить себя, я припомнил, что никогда не падал в обморок при виде мертвецов в анатомичке, и подошел к несчастной, лежавшей навзничь на потрескавшихся каменных плитах. Пытался понять, что с ней все-таки случилось. Впечатление было такое, словно она попала на скотобойню, а не в руки убийцы.
— Ее голова почти отделена от тела. На лице синяки, оно распухло. Возможно, ее душили, перед тем как перерезать горло. Только что началось трупное окоченение. Ее убили, предположительно, в половине шестого утра. Живот разрезан полностью, тонкие и толстые кишки вырваны. Как видите, он извлек внутренности из полости живота и выложил ей на плечи. Другие ее раны…
Тут я замолк, потому что меня поразила ужасная мысль. Я пригляделся к телу более внимательно, и озарение ледяным кинжалом пронзило позвоночник. С трудом поднявшись на ноги, я молча уставился в глубь двора.
— Что с вами, Уотсон? — раздался звучный тенор Холмса, доносящийся словно из глубокого ущелья.
— Нет, это просто невозможно…
— О чем вы? Что он с ней сделал?
— Ее матка, Холмс. — Мне стоило больших усилий выдавливать из себя слова по одному. — Ее вырезали. Она отсутствует.
Тишина нарушалась лишь грохотом тележек по дороге и чириканьем воробья высоко на дереве в соседнем дворе. Холмс ошеломленно провел по высокому лбу бледной рукой и подошел ближе. С минуту он внимательно разглядывал труп, затем выпрямился. Мой друг стоически сохранял внешнее спокойствие, но в его глубоко посаженных глазах я увидел отвращение. Впрочем, кроме меня, этого, кажется, никто не заметил. Вручив мне шляпу и трость, Холмс стал внимательно осматривать все вокруг.
Лестрейд издал слабый хрип, словно ему не хватало воздуха, и опустился на прогнивший деревянный ящик. Его лицо выражало изумление.
— Отсутствует? — повторил он. — Господи, этого не может быть! Он ведь выпустил ей наружу все внутренности. Наверное, вы просто не заметили, доктор Уотсон.
Я покачал головой.
— Он забрал всю матку и бо́льшую часть мочевого пузыря.
— Забрал? Куда?! Это полная бессмыслица. Ее детородный орган наверняка здесь. Может быть, под этими щепками?
— Думаю, что нет, — отозвался Шерлок Холмс с другого конца двора. — Во всяком случае, я не вижу никаких следов.
После этого ужасного открытия плечи Лестрейда опустились еще ниже.
К тому моменту, когда мой друг завершил осмотр двора, нам с инспектором показалось, что минула целая вечность с тех пор, как мы очутились в этом жутком загоне. Он был открыт небу, но наглухо отгорожен от всякого понятия о человеческой благопристойности, которую мы привыкли почитать с детства.
Наконец Холмс приблизился к нам.
— Труп неопознанной пока женщины лет пятидесяти. Она добровольно вошла во двор вместе с убийцей. Тот схватил ее сзади. Они боролись, и нападавший перерезал ей горло. Потом выглянул за забор, дабы убедиться, что поблизости никого нет. Прежде чем изуродовать труп, он опустошил карманы жертвы, вытащив кусок муслина и два гребня. Затем расчленил тело убитой очень острым ножом с узким лезвием. Он сумел уйти тем же путем, каким пришел, забрав свой… трофей.
— Это ужасно, — пробормотал инспектор. — Совершенно бесчеловечно.
— Лестрейд, друг мой, не теряйте присутствия духа. Мы серьезно продвинулись со времен дела Николс.
— Дела Николс? Значит, вы полагаете, убийца — один и тот же?
— Глупо думать иначе, — раздраженно ответил детектив.
Инспектор застонал.
— У Скотланд-Ярда нет ни малейших зацепок по тем убийствам, не говоря уже… — Он внезапно умолк. — Боже правый, но ведь у нас есть подозреваемый! Этот ужасный сапожник в кожаном фартуке. Мистер Холмс, ведь вы сами дали мне его адрес!
— Лестрейд, крайне неблагоразумно…
— А вот и врач! Доброе утро, доктор Филипс. Боюсь, джентльмены, придется вас покинуть. У меня срочное дело.
— Задержитесь на минутку — и я избавлю вас от многих хлопот! — закричал Холмс.
— Если вам что-то понадобится, обращайтесь к инспектору Чандлеру. Он где-то поблизости. Мне нужно действовать незамедлительно. Удачного вам дня.
Лестрейд устремился по горячему следу с таким видом, словно узрел воплощенное зло.
— Пойдемте, Уотсон, — сказал детектив. — Похоже, здесь нет никаких зацепок. Попробуем разузнать что-нибудь у окрестных жителей. Здравствуйте, доктор Филлипс! Все осталось на месте, как было.
Мы покинули двор под аккомпанемент сдержанных проклятий Филлипса и быстро прошли по коридору.
— Холмс, скажите, вы что-нибудь понимаете? Кто способен сотворить такое? Шайка извращенцев? Новое воплощение Берка и Хейра?
[8]
Мне начинает казаться, что убийства совершаются главным образом для осквернения трупов.
Когда мы вышли на улицу, Холмс остановился, чтобы зажечь сигарету.
— Посмотрим, расскажут ли нам что-нибудь любопытное жильцы домов двадцать девять и двадцать семь.
Очень трудным делом было опросить испуганных обитателей Хэнбери-стрит, не останавливаясь на подробностях преступления — шокирующих, сенсационных и столь притягательных для газетчиков, что весть об этом жутком убийстве распространялась с быстротой молнии. Нам с Холмсом приходилось отвечать экспромтом на множество вопросов — их было не меньше, чем тех, что задавали мы. Лицо моего друга слегка прояснилось лишь дважды: когда мы узнали, что на первом этаже дома двадцать девять живет продавец мясных обрезков для кошек, и когда молодой человек по фамилии Кадоч рассказал, что слышал крик «нет!» и глухой звук удара о забор примерно в пять тридцать. Это соответствовало приблизительному времени смерти, высчитанному мной. Нам оставалось еще сообщить дрожащей, обеспокоенной матери Хокинса о местонахождении сына и поблагодарить ее.
