— Конечно, мистер Холмс. И передайте привет мисс Монк! — воскликнул он, когда мы уже собрались уходить. — Ее, наверное, замучили мои отпрыски, но, надеюсь, они не причинили ей вреда.
Холмс был уже на полпути к выходу, когда я нагнал его. Широким шагом он словно компенсировал еще не до конца преодоленную после болезни слабость. Я слишком хорошо знал своего друга, чтобы надеяться услышать сейчас от него хотя бы одно слово. Но, к моему удивлению, этот исхудавший за время болезни человек произнес целую речь:
— Я не позволю забавляться с собой подобным образом! Каких только низостей он и без того не совершил! И все же отправка консервированного человеческого органа лондонской королевской почтой превосходит всякое воображение. Словно мерзавец задался целью вогнать последний гвоздь в гроб нашего расследования!
— Друг мой, что вы имеете в виду?
— У нас уже собрано множество улик, одно за другим приходят послания, словно пропитанные кровью, а этот негодяй раскрыл свое лицо не больше, чем когда вогнал нож мне в плечо! — с отвращением говорил Холмс. — Мы знаем лишь, что это препараторский нож, шестидюймовый, с обоюдоострым лезвием.
— Холмс, — возразил я, обеспокоенный этим взрывом эмоций, — вы сделали все, что только можно ожидать…
— …от Грегсона, Лестрейда — да любого из этих нелепых простаков, избравших своим поприщем службу в полиции из-за того, что они слишком слабы для тяжелого физического труда и недостаточно богаты, чтобы купить себе патент на офицерское звание!
Я был настолько ошеломлен его горячностью, что сумел сказать лишь:
— Но все-таки мы продвинулись в своем расследовании.
— Мы словно увязли в зыбучем песке! У нас нет ничего — ни отпечатков обуви, ни ярких черт характера. Мы с уверенностью можем сказать лишь, что он любит красть вырезанные органы и наслаждается моими сигаретами!
— Холмс, куда мы идем?
— Расплатиться с долгами, — огрызнулся он, и я не услышал больше от него ни одного слова целых двадцать минут, которые понадобились нам, чтобы дойти от Майл-Энда до оживленной артерии Уайтчепел-роуд, а затем по целой веренице улиц — до зеленой двери в запачканной сажей кирпичной стене.
Холмс резко постучал и зачем-то принялся слегка похлопывать набалдашником трости по своему высокому лбу.
— Кто здесь живет, Холмс?
— Стивен Данлеви.
— Что вы говорите! Бывали здесь раньше?
Он взглянул на меня, и в глазах его была такая боль, что я счел за лучшее отложить дальнейшие расспросы на будущее.
Неряшливо одетая особа средних лет в тщательно закрепленном булавками капоре открыла дверь и посмотрела на нас с чопорностью давно утратившей всякие надежды старой девы.
— Чем могу вам помочь, джентльмены?
— Мы хотели бы видеть вашего квартиранта Стивена Данлеви.
— А кто вы такие?
— Его друзья.
— Видите ли, джентльмены, это частное заведение. Я не позволю любому человеку с улицы беспокоить моих постояльцев.
— Хорошо, в таком случае мы здесь для того, чтобы предъявить вам обвинение в содержании публичного дома, раздел тринадцать Акта о поправках к уголовному кодексу. Конечно, если вы не вспомните, что мы друзья мистера Данлеви.
— Да-да… Видимо, яркий свет ослепил меня. Сюда, пожалуйста.
Мы поднялись по грязной, украшенной паутиной лестнице и прошли по коридору к двери без номера. Домовладелица постучала:
— Выходите, к вам пришли двое джентльменов. Говорят, что ваши друзья, так, во всяком случае, они сказали.
Она улыбнулась нам щербатым ртом и удалилась вниз по лестнице.
Не дожидаясь ответа, Холмс повернул дверную ручку, ворвался в комнату и уселся в ближайшее кресло, прежде чем стоявший у открытой двери хозяин успел поприветствовать нас.
— Хотя неблагодарная задача установить вашу личность сильно замедлила мое расследование, я все же выяснил место рождения Джонни Блэкстоуна, разыскал ферму его родителей, начальную школу, первый полк, место, куда его перевели по службе — Египет, — и установил факт его исчезновения. Мне нужно узнать, где сейчас Блэкстоун. Его армейское начальство, родители и любимая сестра не меньше моего заинтересованы в том, чтобы найти его. Я попрошу вас рассказать о первой встрече с Блэкстоуном в мельчайших подробностях, не упуская самой незначительной детали. Я призываю вас стать певцом банальности. — Детектив зажег сигарету, вдохнул и медленно выпустил дым. — Снабдите меня мелочами — топливом, на котором работает механизм сыска.
Беседа продолжалась почти четыре часа, но мне показалось (думаю, и Данлеви тоже), что она заняла несколько дней. Холмс снова и снова просил его повторить свой рассказ. Данлеви каким-то непонятным образом удавалось сохранить хорошее настроение. Однако я заметил, что он все больше сердится на себя за проявленное в ту ночь неблагоразумие, помешавшее ему запомнить все в подробностях.
Я курил, прислонившись к двери, Данлеви удобно расположился в кресле, подперев рукой подбородок, а Холмс занял другое кресло, уперев ноги в низкую каминную доску. Мой друг продолжал допрос. Мне казалось, он идет уже далеко не по первому кругу.
— Что вы успели услышать из разговора Блэкстоуна с Мартой Тэйбрам с момента их встречи и до того, как вы покинули «Двух пивоваров»?
— Только то, о чем я вам уже говорил, мистер Холмс. Все вокруг кричали, и никто особо не стеснялся в выражениях.
— Этого недостаточно. Пораскиньте хорошенько мозгами. Ну же, напрягите память, мистер Данлеви!
Тот крепко зажмурился, сосредоточиваясь, устало потер переносицу.
— Блэкстоун отвесил комплимент по поводу ее капора, сказал, что тот очень идет Марте. Он настаивал, что сам оплатит ее выпивку, говорил, мол, они с ней подружатся. Они издевались над одним солдатом — тот очень нервничал: положил глаз на девчонку и целый час не решался начать с ней разговор.
— А потом?
— Рассказывал про египетскую кампанию.
— Употребил именно это слово?
— Точно не помню. Было много экзотических выражений, ярких описаний… Помню рассказ о трех кобрах, который, как видно, ее сильно развлек. Я едва успел…
Холмс привстал в кресле, всем своим видом показывая неподдельный интерес.
— Три кобры, говорите?
— Вроде бы так.
— Вы точно помните количество?
— Готов поклясться, что речь шла о трех кобрах. Удивительно, что он встретил их так много сразу, но я мало что знаю о Египте.
Сыщик вскочил и приставил палец к губам. На лице его не дрогнул ни один мускул, но весь он почти вибрировал от едва сдерживаемой энергии.
— Мистер Данлеви, я сейчас задам вам чрезвычайно важный вопрос. Опишите как можно подробнее глаза Блэкстоуна.
