— Вскоре после того как я связал между собой Потрошителя, автора письма и источник информации Тавистока, мы с доктором Уотсоном выяснили, куда пропал Джонни Блэкстоун. Он покончил жизнь самоубийством, не в силах жить дальше под грузом вины.
— Тогда, выходит, он и совершил эти преступления! А значит, все наши беды остались позади, — обрадовался Лестрейд. — Будь я способен на подобные злодеяния, тоже наложил бы на себя руки!
— Увы, мой дорогой Лестрейд, здесь кроется серьезное логическое заблуждение, — мягко возразил Холмс. — Вы, конечно же, не способны на такое. Как, кстати, и Джонни Блэкстоун. В своем письме сестре, которое я отослал по адресу, он сознается, что ударил штыком Марту Тэйбрам в приступе ярости, но этот безумный шаг, по существу, полностью разрушил его личность.
— Мономания — плохо изученное заболевание. У нас нет оснований утверждать, что он помнит все свои омерзительные поступки.
— Сначала я думал точно так же, — продолжал детектив, набивая трубку крепким табаком. — Но самая большая ошибка, грех, который нельзя простить, — подгонять факты под теорию. Это гораздо хуже, чем искажать теории, чтобы они соответствовали фактам. Я задал себе вопрос: предположим, в письме Блэкстоуна только правда, тогда какие выводы следуют из этого? И в тот же миг мне все стало настолько ясно, словно я видел это собственными глазами.
Подведем итоги. Блэкстоун утверждает, что ударил Тэйбрам штыком через несколько минут после того, как вошел с ней в проулок. Этот факт подтвержден и следователем. Услышав чьи-то шаги, Блэкстоун убежал. Мистер Данлеви сказал мне, что заходил на несколько минут в бар, констебль Беннетт сообщил Лестрейду, будто ничего не видел в проулке, а человек, обнаруживший убитую, подошел к Беннетту лишь через несколько часов. Конечно же, миссис Тэйбрам не умерла мгновенно от единственной, впопыхах нанесенной раны. Понятно, что ее охватила паника и она сильно кричала. Никто ничего не видел. И все же Блэкстоун убежал, заслышав шаги. Если он говорит правду — кто-то лжет, и разгадка кроется именно в нем. Боюсь, нельзя исключить, что это мистер Данлеви, хоть он и был достаточно далеко от места преступления. Я поспешил убедиться, что мисс Монк в безопасности: ведь если бы именно вы, мистер Данлеви, донимали меня обвинениями в убийстве, а сами между тем сеяли панику в Уайтчепеле, вашей следующей жертвой стала бы мисс Монк. Надеюсь, это теоретическое допущение вас не обидело?
Холмс спокойно продолжал, неотрывно глядя на журналиста:
— К моему величайшему облегчению, я убедился, что с мисс Монк все в порядке. Тогда я предложил Данлеви пройти еще один тест — дать мне образец почерка. Я обнаружил, что он не писал ни одного из писем. Это означает, что, несмотря на весьма сомнительный маскарад, к которому мистер Данлеви прибег вначале, он не Джек Потрошитель. Таким образом я убедился, что Беннетт лгал, будто не видел ничего в проулке. В темноте ночного Уайтчепела мертвое тело могло показаться кучей тряпья, но некоторое время до того, как констебль Беннетт подошел к Данлеви, Марта Тэйбрам была еще жива.
Глава 28
Охотничий отряд
Шерлок Холмс умолк, взял трубку и затянулся. Характерной чертой его натуры аналитика было умение представить всю эту душераздирающую историю совершенно бесстрастным тоном, словно он химик, рассказывающий о новом методе получения алкалоидов.
— Почему констебль Беннетт солгал о том, что видел в проулке? — спокойно спросил Холмс. — Он вышел из темноты, где серьезно раненная женщина, несомненно, нуждалась в помощи. Не стану утверждать, будто я знаю, что между ними произошло: то ли они когда-то были любовниками, то ли что-то разбудило в этом человеке мирно спавших до этого демонов. С уверенностью готов заявить только одно: когда Беннетт случайно обнаружил Марту Тэйбрам, она имела лишь одну штыковую рану, а после того как он покинул ее и встретил Стивена Данлеви, на ее теле оказалось тридцать восемь ран, нанесенных совсем другим оружием — карманным ножом, который может иметь при себе любой полицейский, да и вообще любой житель Лондона.
Что еще указывает на справедливость моих рассуждений? Во-первых, надпись на Гулстон-стрит. Я тогда удивился: откуда в кармане убийцы взялся мел? А ведь его используют во время патрулирования полицейские, чтобы сделать более яркими белые полосы на рукавах, дабы избежать гнева вышестоящего начальства.
— Конечно! — воскликнула Мэри Энн. — Он держал мел в кармане брюк.
— Теперь относительно униформы. Что, если одежда, которую Страйд привыкла видеть на своем будущем убийце, была вовсе не военной? Не исключено, что до этого он всегда был в полицейской форме с ее традиционным высоким шлемом. В гражданской одежде он, конечно, выглядел совсем по-другому, и тогда ее странное, казалось бы, замечание становится вполне осмысленным. Я присутствовал на похоронах Элизабет Страйд. Ее убийство было столь чудовищным и вызвало такой резонанс, что я решил: возможно, преступник захочет взглянуть на произведенный им эффект. Однако я встретил там лишь тех, кого ожидал увидеть. Единственный констебль сообщил, что инспектор Лестрейд поручил ему обеспечить порядок. Очевидно, так оно и было.
Лицо Лестрейда вытянулось от изумления.
— Я не отдавал такого приказа.
— Именно об этом мне сообщили в департаменте полиции.
Инспектор закрыл глаза:
— Мы ждем окончания вашего рассказа.
— Я провел немало часов, ломая голову, откуда репортер узнал, что приключилось со мной в ночь двойного убийства. Как не имеющий отношение к делу нож оказался возле трупа Эддоуз? Откуда стало известно, что я присутствовал на похоронах Страйд? И наконец, кто сообщил, что я покинул Бейкер-стрит, дабы провести расследование в Ист-Энде? В Скотланд-Ярде знали обо всем этом.
— Что ж, преступнику было известно многое.
— Несомненно. Злоумышленник использовал Тавистока как средство распространения клеветы. Добавьте к этому, что я часто писал короткие сообщения для Лестрейда и десятка других инспекторов Скотланд-Ярда, — загадка о том, как был подделан мой почерк, решится мгновенно. Ясно, что злодею не составило труда выкрасть одну из моих записок. Но заключительный, решающий довод, которого мне не хватало, прозвучал в весьма мудрой реплике нашего друга Уотсона. Это замечание вызвало вспышку едва тлеющих язычков пламени моих дедуктивных умозаключений.
— Не припомню, что я сказал такое особенное.
— Вы просто обратили внимание на то, что я должен был отметить сразу, если бы действительно был столь идеально отлаженным логическим механизмом, каким вы рисуете меня в своих рассказах. Вы сказали, что удивительно, как это Потрошитель всегда выходит сухим из воды в районе, буквально кишащем полицейскими. Очевидная причина его успеха: он знает, когда и по каким улицам проходят патрули. И после того, как я задал себе вопрос, что все-таки случилось в ночь этого невероятного двойного убийства, еще один вроде бы случайный факт обрел свое место.
Холмс заговорил быстрее. Чувствовалось, что он испытывает воодушевление.
