Дело спорилось, и вскоре все было готово. Хаджиев встал во главе колонны, и отряд Газиева вновь двинулся в путь. Шли медленно, и дойти до места передачи груза в другие руки они до ночи не успели. Да судя по ничуть не огорченному виду Магомеда, и не очень-то стремились, так что пришлось снова заночевать в пути. На этот раз Хаджиев выбрал небольшую возвышенность, приказал Солте занять круговую оборону и организовать охранение. Когда все обустроились, Газиев лично проверил выполнение отданных указаний и, оставшись доволен, вернулся вместе со своими сопровождающими к помощнику эмира, расположившемуся в самом центре занимаемой позиции.
– Садись, брат, кушай. – Магомед показал рукой на разложенные на брезенте продукты.
Почтительно склонив голову, Солта сел и принялся за трапезу. Ужинали молча, и не столько потому, что опасались русских, сколько давала о себе знать накопившаяся усталость. Довольно быстро поев, Газиев постелил коврик и лег спать. В это время его заместитель устраивал себе дневку на противоположном конце лагеря. Джабраил и Солта придерживались твердого правила «не класть яйца в одну корзину». Мало ли что могло случиться, и надо было быть уверенными, что командира и его заместителя не накроет одной очередью или взрывом… Стемнело, с запада наползали тучи…
Джаба расстелил спальник поверх туристического коврика, лег и закрыл глаза. Спать он не собирался. Да сон бы и не пришел. Сегодня его одолевали воспоминания. Воспоминания не давали ему сомкнуть глаз, они давили, навевали тоску. Он не хотел засыпать при мыслях, устремленных в ЭТО прошлое. Он боялся. Боялся сам себя. Боялся заговорить во сне. Боялся проговориться. Раскрыть свою тайну. Боялся, но не мог убежать от собственных воспоминаний.
«…у, сука! – Подошва ботинка плотно припечаталась к щеке стоявшего на коленях плененного этим утром боевика, содрала кожу, оставив красный след. – Пришил бы падлу! – Сиплый голос выдавал едва сдерживаемую ярость. – Приказали не трогать, а то я бы тебе! – говоривший сплюнул. – С-сука!»
– Елушкин, кому сказано, отпрыгни от пленного! – рявкнул стоявший неподалеку офицер.
– Да пошел он! – ворчливо отозвался ударивший пленного чеха высокий, худой, слегка сутулый контрактник, приставленный охранять только что привезенного боевика.
Офицер недвусмысленно показал кулак. Елушкин сплюнул еще раз, норовисто дернул подбородком, тем не менее сделал шаг в сторону, подавив искушение врезать пойманному боевику еще разок и искренне жалея, что упустил возможность и не врезал сильнее с первого раза.
Послышались голоса, из стоявшей напротив палатки вышли два офицера в такой же, как и Елушкин, песочного цвета форме, только тщательно подогнанной и почти не мятой.
– Жить хочешь?
Пленный дернулся и энергично кивнул, этот вопрос ему задавали уже не раз и не два. Он даже знал, каким окажется второй задаваемый вопрос. Знал, что от этого ответа зависит, как он будет жить дальше. Его трясло.
Вначале их было трое. Трое так неудачно попавших в переплет друзей: он, Вазирхан и Мурат. Еще утром они сами резали русских собак, кололи глаза, отрезали носы и яйца, а сейчас… Мурата спросили первого. Тот гордо вскинул голову – не промедлив и секунды, щелкнул сухой, тихий выстрел, голова непокорного тут же лопнула, будто перезрелый арбуз… Вазирхан оказался вторым, он в знак согласия кивнул, но спрашивавшему этого показалось мало.
– Согласен работать на нас? Подпишешь документы на сотрудничество? – Голос был сух, официален и потому страшен. Вазирхан, мелко дрожа, нашел в себе силы отказаться. Ему переломали руки, сломали прикладом челюсть, он что-то пытался сказать, кажется, молил о пощаде, но к этому моменту был никому не нужен. Когда приспела очередь Джабы, Вазирхан, все еще оставаясь жив, лежал на земле и истекал кровью.
– Жить хочешь? – Вопрос был задан, но ОН застыл в ступоре – ОН видел смерть своих братьев, видел смерть русских, убивал сам, но никогда старуха с черной косой еще не подбиралась к нему так близко. – Ну? – Вопрос как смертный приговор. Задававший вопрос русский своими глазами видел дела рук этой троицы. Теперь офицер едва сдерживался, чтобы не поставить точку в деле их жизней. Но ему приказали… ГРУ требовался очередной агент.
Джаба поднял голову. В ветвях деревьев пронзительно закричала птица.
– Да, да, да, – кусая губы, поспешно сказал он три раза подряд.
– На сотрудничество согласен? – Вопрос на грани бытия и тьмы.
– Да. – Короткое, но твердо осознанное слово прозвучало как приговор на пожизненную каторгу.
– Добей его! – Категоричный приказ как тычок открытой ладонью в лоб. Перед глазами дергающееся тело Вазирхана.
Казалось, что чего-либо сильнее уже испытываемого ужаса не существует, тем не менее очередная накатившая волна страха прошлась по телу ударами высоковольтного тока. Что-то тяжелое и холодное ударило о согнутые в коленях ноги. ОН сфокусировал взгляд и узнал нож Вазирхана с едва заметными на лезвии темными, уже высохшими каплями русской крови.
– Ну. – Тяжелая рука легла затрещиной на затылок, голова кружилась. Шумело в ушах. Он ухватил рукоять ножа, оказавшуюся скользкой в его потной ладони. На карачках подполз к стонущему собрату. Занес клинок над спиной своего друга. Рука дрожала.
– Горло, – последовал спокойный приказ, – как вы любите. Быстрее! Мое терпение заканчивается.
Дальнейшее пленный моджахед помнил смутно. Закричал, а затем шумно захрипел убиваемый Вазирхан, забился в агонии, засучил ногами. Голову зарезанному другу ОН отделил сам, без команды. Просто так, по привычке… Потом ЕГО подняли, надели мешок и повели. Затем куда-то везли и снова тащили пешком, сунули в вертолет и полетели. И вот теперь ОН вновь на земле, на коленях, и тот же, все тот же вопрос. Кивнул в знак согласия.
– Нам сообщили, ты хочешь сотрудничать? Это так? – вкрадчиво, мягко, будто говоривший не знает подробностей вербовки. А может, действительно не знает? А если отказаться? Здесь кругом палатки, люди, наверное, где-то поблизости есть корреспонденты… его не убьют, не осмелятся… Вот только… Вазирхан, что если сфотографировали то, что ОН с ним сделал? Сняли на видео? ОН не знал. ОН не видел, ОН не смел глядеть по сторонам. ОН даже того говорившего с ним офицера не разглядел. Только запятнанные чужой кровью берцы.
– Согласен, – просипел пленник, пересохшее горло не давало возможности говорить внятно.
– Что? – то ли не понял, то ли притворился не понявшим один из тех двоих, подошедших.
– Я согласен, – жалобно прохрипел пленный, боясь, что его вербовщики передумают.
Один из подошедших одобрительно кивнул, улыбнулся, второй презрительно сплюнул. Будущий Джаба, задрожав, повалился на землю – приговор подписан. На всю жизнь.
– Вставай! Пошли! – Его дернули за шиворот – все тот же худой контрактник поднял пленного на ноги и почти поволок в направлении штабной палатки.
