Месяц пробежал незаметно, Рамзан набирался опыта, и все видели, что вскоре из него выйдет настоящий мужчина, он и сейчас был им. Ильяс гордился сыном. Красивый и по-юношески стройный.
«Весь в мать, – глядя на него, думал Трехпалый и украдкой смахивал набежавшую слезу. – В мать… эх, если бы не война…»
Ильяс задумывался, а что бы было, если бы ничего не было? И уже не мог себе представить этот мир без пожирающей его войны, не мог представить себя без автомата.
«А если мы победим и войны не будет? – думал Трехпалый, глядя, как ловко его сын управляется с тяжелым гранатометом. И тут же, рассерженно встрепенувшись: – Как это не будет войны? Победим на своей земле – дальше пойдем! Россия велика, земли много. Земля вообще круглая».
Выехали из ПВД с рассветом, едва забрезжило. Почему было решено именно так, не знал, наверное, никто, не знал этого даже сам принимавший такое решение начальник. Тем не менее сонные и зевающие спецназовцы, зарядив оружие, влезли в кузова «Уралов» и, усевшись на деревянные скамьи, закрыли глаза, пытаясь урвать еще полчасика сна. Кому-то и впрямь удалось это сделать, а кто-то всю дорогу нещадно боролся с одолевающей зевотой.
Ефимову снова предстояло работать по соседству с группой Гуревича. Их районы соприкасались между собой, образуя почти правильной формы прямоугольник. Создавалось впечатление, что сперва на карте начертили эту геометрическую фигуру, а уж потом, найдя подходящие ориентиры, разделили прямой линией. Десантированные с разных сторон прямоугольника (причем дальних) группы, ведя поиск, четыре дня сходились к точке соприкосновения, на пятый группа старшего прапорщика Ефимова обнаружила тайник с продовольствием. Продукты лежали, сложенные горкой, укрытые пленкой и замаскированные ветками орешника – впрочем, без особого старания, из чего Ефимов сделал вывод, что долгое хранение их в этом месте не планировалось.
Прежде чем сообщать о находке в отряд, Сергей тщательно осмотрел и пересчитал находившуюся здесь «снедь», прикидывая, о чем сообщить, а что сразу разобрать по рюкзакам и оставить себе и группе. Понятно, что о кофе в пакетиках он ничего передавать не стал, от общего количества «Роллтона» и прочей быстроготовящейся ерунды сообщил лишь половину, о сахаре, муке и макаронах подал сведения в полном объеме. Всего получалось, что в лесу лежит почти полтонны продуктов.
Наконец, доложившись и ответив на все глупые и не очень глупые вопросы «Центра», Сергей объявил о своем решении организовать возле найденного тайника засаду и отправился распределять тройки по боевым позициям.
Местность для выполнения задуманного оказалась не слишком удобной. Чтобы охватить все вероятные подходы к тайнику, пришлось разбросать группу по большому участку. Ходивший с определяющим места под занимаемые позиции группником его заместитель старший сержант Шадрин все время хмурился, но помалкивал. И лишь когда пришла очередь его, шадринской тройки, не выдержал.
– Командир, – обратился он к Ефимову, уже было хотевшему отправить тыловой дозор на вершину хребта. – Разрешите нам поменяться местами с тройкой Прищепы.
– Зачем? – Ефимов оказался не готов к подобной просьбе. Позиция, занимаемая головным дозором, была не просто «на острие атаки», она была самой уязвимой со стороны противника (выйди он в этом месте). Хорошо, если «чехи» пойдут ночью, тогда находящихся в глубокой выемке, похоже, оставшейся от разрыва некогда (еще в первую кампанию) прилетевшего сюда снаряда, разведчиков им не разглядеть даже с фонариком. А если днем? Местность и справа, и спереди шла на подъем, и уже в метрах сорока возвышалась над этой позицией более чем в человеческий рост. С другой стороны, именно из этой выемки лес просматривался сразу в три направления; да к тому же, если «чехи» пойдут ночью и войдут в ручей, одной управляемой отсюда «МОНки» будет достаточно, чтобы положить их целый десяток. Другое дело, что и у самой тройки в случае атаки противника возможности скрытно отойти не было. На этот случай Сергей и сажал на правом склоне хребта троечку Калинина. Ей было видно только два направления: южное и западное, зато в случае чего она могла прикрыть своим огнем разведчиков рядового Прищепы. И вот теперь на это заведомо опасное направление рвался сержант-контрактник Шадрин.
– Там комаров меньше, – попробовал отшутиться старший сержант, но Ефимов шутки не принял.
– Ты хоть понимаешь, что там опаснее всего? – не желая больше ходить вокруг да около, напрямую спросил он.
– Угу, – кивнул Шадрин, тем самым раскрыв истинную подоплеку своей просьбы. Мол, в конце концов, я кто? Контрач, зрелый мужик, и опыта у меня побольше. И если острие атаки, то кто, если не я?
– Ладно, бери свою тройку и дуй, а Прищепу вот туда, на вершину. Позицию покажешь. И вот еще что: снайпер там тебе ни к чему, так что Юдина к себе, а Гаврилюка Прищепе. На гребне хребта он самое то будет.
– Есть, командир! – Старший сержант выглядел довольным или это заходящее солнце так замысловато высветило первые морщины на его пока еще молодом лице?
После того как Шадрин со своей тройкой разместился в выемке и установил мины, он понял, что это место не столь удачное, как они думали с группником. Дело в том, что когда старший сержант залег и осмотрелся, то выяснилось, что наблюдению в южном направлении мешает небольшой обрывистый взгорок – глиняный нарост, отстоявший от их позиции на расстоянии в каких-то тридцать-тридцать пять метров. Был он небольшим, высотой в два, шириной в три метра, и тянулся не более чем на пятнадцать. Может, из-за своих не слишком больших размеров он и прошел мимо их общего с командиром внимания? А может, виной всему была спешка, ибо окружающее пространство уже подернулось сиреневым цветом наступающих сумерек. Как бы то ни было, но если бы «чехи» начали движение с юга и вышли посередине обильно растущего на противолежащем хребте кустарника, то оказались бы закрыты от Шадрина и его бойцов этим самым наростом – впрочем, своей обрывистостью больше похожим на скалу, чем на простой взгорок. Но менять что-либо было поздно, да, по правде говоря, и не хотелось. Мина была поставлена, коврики расстелены, дополнительно маскирующие ветки воткнуты в землю. Виталик развернул и положил на землю небольшой кусок полиэтиленовой пленки, сверху пристроил портплед и аккуратно разложил на нем гранатометные выстрелы. Затем укрылся спальником и, повертев головой из стороны в сторону, еще раз оглядел занимаемую позицию. «Сойдет», – сделав такой вывод, он окончательно успокоился. И что с того, что он не увидит подходящего противника? Так зато и им из-за этого самого козырька-взгорка его ни за что не заметить. Поэтому, перестав ломать голову по этому поводу и перепоручив дело «охраны и обороны» доедающему тушенку Довыденко, Виталик покрепче завернулся в спальник и, закрыв глаза, мгновенно уснул. Ему сразу же начал сниться сон, будто боевики, вынырнув из леса, словно ручьевые потоки, обогнули выступ с левой стороны и, спустившись в протекающую под ним речушку, пошли дальше, точно следуя ее изгибу и обходя, обтекая с правой стороны занимаемую тыловой тройкой позицию. «Как здорово я установил мину!» – думал улыбающийся во сне сержант, вместо «ПМки» использующий почему-то простую зажигалку. Зажженный ее огонек неожиданно быстро перекинулся на протянутые к мине, покрытые черной оболочкой медные телефонные провода и, весело потрескивая, подкатился к ее воткнутым прямо в речное русло металлическим ножкам. Взрыв разметал шедших по мокрым камням боевиков, а сержант встал на одно колено и принялся один за другим посылать в противника выстрелы от гранатомета. Крики, возня, шуршание, остро запахло дымом… «Дымом?» – внезапно остановившаяся на этом месте мысль прогнала сон. Шадрин принюхался и открыл глаза. То, что он увидел, едва не заставило его крепко выругаться: забравшись под плащ-палатку, Эдик Довыденко курил. Пыханье его зажатой в кулак сигареты пробивалось сквозь потертый материал старой солдатской плащ-палатки и отчетливо виделось в окружающей черноте ночи. Старший сержант, до боли сжав зубы, медленно встал, расправил плечи, сделал шаг вперед и со всего маху впечатал носок сапога в то место, где только что сверкнула малиново-красная звездочка. Пулеметчик охнул и отвалился в сторону. Удар, пришедшийся вскользь по державшей сигарету правой руке, больше испугал, чем действительно принес боль. Довыденко попытался вскочить, но запутался в брезенте, а новый удар, уже впечатавшийся в голову, окончательно повалил его на землю.
