— Зато есть чем занять руки, — пробубнила я.
— Сегодня у всех перерыв, отдохни и ты.
Я удивленно на него посмотрела. В отраженном свете зеркал на
кожу ложились двойные тени, похожие на полоски зебры. Под странным узором из
теней и грязи на бледном лице Иена проступала усталость.
— Судя по твоему виду, ты работал. Он прищурился.
— Но теперь то я отдыхаю.
— Джейми не говорит мне, что происходит, — прошептала я.
— Правильно. И я не скажу. — Он вздохнул. — Ни к чему тебе
знать.
Я опустила глаза, разглядывая темно красную и бурую почву.
Под ложечкой засосало. Со мной отказывались делиться… Что могло быть хуже? Я
попыталась представить и не смогла. Впрочем, наверное, мне просто не хватало
воображения.
— Пожалуй, это не совсем честно, — нарушив долгое молчание,
заговорил Иен, — задавать вопрос, ведь я не ответил на твой… Но можно я все
таки спрошу?
Я была рада отвлечься.
— Валяй.
Он не сразу продолжил, и я подняла взгляд, ища причину его
сомнений. Иен потупился, рассматривая полоски грязи на тыльной стороне своих
ладоней.
— Я знаю, что ты не лжешь. Теперь я это понял, — тихо
произнес он. — И поверю любому твоему ответу. — Он пристально рассматривал
перепачканные руки. — Раньше я не принимал всерьез историю Джеба, несмотря на
их с доком уверенность… Анни? — спросил он и посмотрел на меня. — Она еще там,
с тобой? Девушка, в чьем теле ты находишься?
Это больше не было моим секретом — и Джейми, и Джеб знали
правду. Да и какая разница? Я доверяла Иену: он ни за что не проболтается, не
поставит под угрозу мою жизнь.
— Да, — призналась я. — Мелани все еще здесь. Он медленно
кивнул.
— И каково вам? Тебе? Ей?
— Это… трудно. Для нас обеих. Поначалу я бы все на свете
отдала, только бы она исчезла. А сейчас… Я к ней привыкла. — Я усмехнулась. —
Всегда есть с кем поговорить. Мелани гораздо сложнее: она заперта у меня в
голове, словно в тюрьме. Но лучше быть узницей, чем исчезнуть насовсем.
— Я не знал, что существует выбор.
— Поначалу выбора не было, но люди обнаружили, что
происходит и начали сопротивляться. Наверное, все дело в знании: те, кто
понимал, что их ожидает, боролись. В отличие от тех, кого застали врасплох.
— А если бы поймали меня? — Глаза Иена сверкнули.
— Ты вряд ли бы исчез. Только вот многое изменилось.
Пойманных взрослых больше не используют в качестве носителей. Слишком много
проблем… — Мои губы снова тронула грустная усмешка. — Вот как я — расклеилась,
прониклась симпатией к носителю, сбилась с пути…
Иен погрузился в раздумья. Его взгляд то пробегал по моему
лицу, то возвращался к кукурузе, а иногда вдруг застывал, устремленный в
пустоту.
— И как со мной поступят сейчас, если поймают? — наконец
спросил он.
— Думаю, они все равно произведут внедрение, попытаются
получить информацию. Вероятно, подсадят Ищейку. — Иена передернуло, а я
продолжила: — Носителем ты не станешь. Вне зависимости от того, получат они
нужную информацию или нет, тебя… утилизируют.
Слова давались мне с трудом. Меня затошнило. Странно —
обычно тошноту вызывали явления из мира людей. Впрочем, раньше, на других
планетах, я никогда не смотрела на наши действия с точки зрения тела; не было
необходимости. Если тело имело функциональные дефекты, от него быстро и
безболезненно избавлялись — утилизировали, как утилизируют неисправную машину.
Какой смысл его хранить? Помимо прочего, иногда тело признавалось негодным из
за некоторых особенностей психики: опасных пристрастий, склонности к насилию —
такие неизлечимые состояния делали тело небезопасным для окружающих. Ну и,
разумеется, в случаях, когда разум был слишком силен и стереть его не
удавалось. Аномалия, свойственная этой планете.
Неукротимость духа как дефект… Внезапно я осознала
отвратительность подобного подхода.
— А если поймают тебя? — спросил он.
— Если поймут, кто я… Если меня еще ищут… — Я подумала о
своей Ищейке, и меня передернуло, как только что Иена. — Меня извлекут и
пересадят в другого носителя. В какого нибудь ребенка. И будут надеяться, что я
вновь стану собой. Возможно, отправят на другую планету — подальше от дурного
влияния.
— А ты сможешь снова стать собой? Наши взгляды встретились.
— Я — это я. Я не растворилась в Мелани. Будь я Медведем или
Цветком, я чувствовала бы себя точно так же.
— А тебя не утилизируют?
— С Душами так не поступают. У нас не существует смертной
казни. Да и других наказаний, если уж на то пошло. Ради моего спасения будет
сделано все возможное. Я всегда верила, что так и надо, и лишь теперь поняла,
как сильно заблуждалась… Я — живое тому доказательство и вполне заслуживаю
казни. Я ведь предатель, верно?
— Нет, пожалуй. Эмигрант, что ли… — Иен поджал губы. — Ты
ведь не предала своих, а лишь покинула их общество.
Мы снова замолчали. Мне очень хотелось ему верить. Я
размышляла над словом «эмигрант», пытаясь убедить себя, что имею право
называться хотя бы так.
Иен громко вздохнул, и я испуганно подскочила.
— Как док протрезвеет, покажем ему твою щеку. — Он потянулся
к моему подбородку, и на этот раз я не отдернулась. Он повернул мне голову в
одну сторону, в другую, хорошенько рассматривая ссадину.
— Ничего особенного. Выглядит ужасно, но на самом деле
вполне терпимо.
— Надеюсь… Вообще то вид, и правда, тот еще. — Он вздохнул и
потянулся. — Хватит нам тут прятаться. Наверняка Кайл давно уже искупался и
дрыхнет. Помочь тебе с посудой?
Вместо того чтобы перемыть посуду в ручье, мы с Иеном
отправились в темную купальню, где меня бы никто не заметил. В темноте, на
пологом берегу чернильного водоема я отмывала миски, как труженица невидимого
фронта, а он смыл с себя следы таинственных утренних занятий, после чего
вызвался мне помогать.
Мы вместе домыли последние грязные миски, и Иен отвел меня
обратно на кухню, куда потихоньку подтягивался на обед народ. В меню
преобладали скоропортящиеся продукты: мягкий белый хлеб, головы сыра чеддер,
сочные розовые кольца вареной колбасы. Люди за обе щеки уминали вкусности, и
все таки в воздухе витало уныние. Царила напряженная тишина: ни улыбок, ни
смеха.
Джейми ждал меня за нашим обычным местом, скрестив руки на
груди. Перед ним возвышались две высокие горки бутербродов. Иен удивленно
посмотрел на мальчика, но вопросов задавать не стал, а пошел за своей порцией.
