Но рука ослабляет хватку, и его пальцы, шершавые и теплые,
начинают нащупывать что то на моей шее, сзади.
— Невозможно, — выдыхает он.
Что то с глухим стуком падает на пол. Он выронил нож? Я
пытаюсь придумать, как бы его поднять. Может, упасть? Рука на моей шее слишком
расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился нож.
Вдруг он резко меня разворачивает. Что то щелкает, и свет
ударяет мне в левый глаз. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его правая рука покрепче
захватывает мои волосы. Свет перепрыгивает к правому глазу.
— Не верю, — шепчет он, — ты человек…
Ладони обхватывают мое лицо, я пытаюсь освободиться, но его
губы крепко прижимаются к моим.
На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не
целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь чмокали в щеки и лоб, когда то давно.
Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю
почувствовать поцелуй — слишком много паники, ужаса, адреналина.
Я резко вскидываю колено.
Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что
я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под руку и бросаюсь к открытому
черному входу. Я смогу обогнать его — даже с моим грузом. У меня есть фора, он
все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, — если не оставить следов, в темноте
ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо. Жаль только,
батончики пропали.
— Подожди! — кричит он. «Заткнись!» — думаю я, но молчу.
Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе:
— Я не один из них! «Такя и поверила!»
Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше
говорил, что я бегаю, как гепард. Когда то давно, еще до конца света, я была
самой быстрой в команде, чемпионкой штата по легкой атлетике.
— Послушай! — кричит он изо всех сил. — Смотри! Я докажу.
Остановись, посмотри на меня!
«Это вряд ли».
Я скатываюсь в овраг и мчусь через кустарник.
— Я не знал, что кто то еще остался! Пожалуйста, мне надо с
тобой поговорить! — Его голос раздается совсем рядом. — Прости, что поцеловал
тебя! Это было глупо! Просто я так долго был один!
— Заткнись, — я произношу негромко, но знаю, что он слышит.
Он близко. Меня еще в жизни никто не догонял. Я поднажимаю.
Он тяжело дышит, но ускоряется вместе со мной.
Что то большое налетает сзади, сбивая с ног. Я чувствую во
рту вкус земли, и тут меня придавливает чем то тяжелым — я едва могу дышать.
— По… дожди… дай… отдышусь, — пыхтит он.
Он сползает и переворачивает меня лицом к себе. Садится на
меня верхом, зажав мне руки ногами. Давит мою еду. Я рычу и пытаюсь выгнуться.
— Смотри, вот, сейчас покажу! — твердит он. Он достает из
заднего кармана какой то цилиндрик и крутит кончик. Цилиндрик выстреливает
лучом света.
Он светит фонариком себе в лицо.
В свете фонаря кожа отдает желтизной. Я вижу выступающие
скулы, узкий нос и резко очерченный прямоугольник подбородка. Губы, достаточно
полные для мужских, растянуты в улыбке. Брови и ресницы выгорели на солнце.
Но он показывает мне другое.
Его глаза, в свете фонаря — лучистая жидкая охра —
настоящие, в них светится человечность. Свет фонаря перепрыгивает из правого
зрачка в левый.
— Смотри! Видишь? Я такой же, как ты.
— Покажи шею. — В моем голосе недоверие. Лучше я буду
думать, что это какой то подвох. Я не понимаю, в чем смысл, но тут что то не
так. Надежды больше нет.
Уголки его рта опускаются.
— Ну… Разве недостаточно глаз? Ты же видела, я не один из
них.
— Тогда почему ты не хочешь показать мне шею?
— Потому что у меня там шрам, — признается он.
Я снова изгибаюсь, пытаюсь выползти, и его рука пригвождает
мое плечо.
— Сам нанес, для маскировки, — объясняет он. — У меня же нет
таких шикарных волос, как у некоторых. Думаю, получилось похоже. Правда, больно
было — жуть.
— Слезь с меня.
Он медлит, а затем легким движением поднимается на ноги,
протягивает мне руку ладонью вверх.
— Пожалуйста, не убегай. И чур не лягаться.
Я не двигаюсь с места: если попробую убежать, он меня
поймает.
— Кто ты? — интересуюсь я шепотом. Он улыбается:
— Меня зовут Джаред Хоу. Я уже больше двух лет ни с кем не
разговаривал… наверное, выгляжукак сумасшедший, уж прости. А тебя как зовут?
— Мелани, — шепчу я.
— Мелани, — повторяет он. — Если б ты только знала, как я
рад тебя видеть.
Я пристально смотрю на него, не выпуская из рук мешок. Он
медленно протягивает руку. И я за нее берусь.
И только когда мои пальцы с готовностью обхватывают его
запястье, я понимаю, что верю ему.
Он помогает мне встать, но не убирает руку.
— И что теперь? — настороженно спрашиваю я.
— Ну, задерживаться тут нельзя. Зайдешь со мной в дом? Я
забыл свой мешок. С холодильником ты меня опередила.
Якачаю головой.
Кажется, он вдруг понимает, что я на грани, вот вот
сломаюсь.
— Тогда подожди меня, ладно? — почти умоляет он. — Я мигом.
Только наберу нам еды.
— Нам?
— Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу? Я не хочу, чтобы он
меня отпускал.
— Я… — Неужели я не доверюсь другому человеческому существу?
Мы семья, часть вымирающего братства. — Я спешу. Мне далеко идти и… Джейми уже
заждался.
— Так ты не одна? — понимает он. На его лице отражается
замешательство.
— С братом. Ему всего десять, и он очень боится, когда я
ухожу. Мне полночи до него добираться. Наверное, думает, что меня поймали. Он
очень голоден. — Словно в подтверждение мой желудок громко ворчит.
Улыбка Джареда возвращается, теперь она еще лучистее.
— Подвезти?
— Подвезти? — эхом повторяю я.
Давай договоримся. Ты подождешь, пока я наберу еды, а я
отвезу тебя, куда скажешь, на моем джипе. На машине быстрее, чем своим ходом,
даже такой бегунье, как ты.
