«До района разведки осталось идти два квадрата, там можно будет сделать привал побольше», — радостная мысль, мелькнувшая в голове Шахмедзянова, сменилась воспоминанием о недвусмысленной угрозе, высказанной заместителем командира роты. В то, что это были не пустые слова, почему-то верилось. Алик слегка пригорюнился, но уже минуту спустя снова погрузился в свои далекие от выполнения боевого задания мысли.
— Ты в карту хоть иногда смотришь? — ворвавшийся в сознание голос Зурского вывел его из задумчивости. Лейтенант вздрогнул и тупо уставился на красного от быстрой ходьбы капитана.
— Я? Смотрю…
— Так какого хрена мы до сих пор премся на север?
— Головной дозор идёт и мы за…
— Вот урод! Блин. Это потому, что ты им ничего не говоришь. Вот они и прутся, куда не надо. Я за тебя, что ли, командовать буду? — вопрос повис в воздухе — Отдай «джипиес» и карту Николаю. Пусть ведёт.
— Так я…
— Отдай, — Зурский сделал угрожающий шаг вперёд, и группник, поспешно кивнув, вытащил из разгрузки навигационный прибор, а капитан, от негодования шипя себе под нос матерные ругательства, вернулся в строй.
Шли долго. В горах расстояния могут тянуться во времени до бесконечности, а из-за тупости Шахмедзянова, группе, сделавшей крюк и оказавшись в стороне от нужной развилки, пришлось идти лишних полквадрата. Да и местность на выбранном пути оказалась препаршивой, густо поросшей молодой порослью и кустарником, по большей части орешником и диким шиповником с редкими вкраплениями то ли бузины, то ли ещё какой местной мути. Каждый час останавливались и выходили на связь. Но связи не было. Появлялась она только тогда, когда выбирались на очередную хребтину. В нужный район и вовсе выползли только к вечеру, уставшие, изодранные острыми шипами и донельзя злые. Безмерно хотелось пить. Шатающийся от усталости Шахмедзянов остановил группу и отдал приказ на забазирование. Зурский хотел было приказать продолжать движение, но посмотрев на осунувшиеся лица бойцов, на маленькую, по-мальчишески щуплую фигурку Шахмедзянова, безнадёжно махнул рукой. Ни о каком продолжении поиска не могло быть и речи. Решив, что место для забазирования тире ночной засады выбрано на удивление удачно, он предоставил возможность расставлять фишки старшине Ермолову. А сам, приглядев себе местечко поудобнее, направил свои стопы в сторону этого местечка, в надежде отрешившись от всего как следует выспаться. Пока заместитель командира роты снимал рюкзак, выбирал ветки с площадки, где намеревался сделать себе лежанку и расстилал коврик, со всех сторон уже стало доноситься позвякивание, постукивание и откровенное чавканье проголодавшихся за многочасовой переход бойцов. Ноздри уловили столь знакомый и столь же отвратительный запах армейского разогревателя.
«Незаметность, блин», — Зурский мысленно выругался, — придём с Б/З — неделю на брюхе будут ползать, но настоящих разведчиков-спецназовцев я из них сделаю». Больше слов не было, их не хватало даже на то, чтобы материться. Он сел, вперил задумчивый взгляд в серо-тёмный ствол стоявшего напротив бука и застыл в неподвижности. Но минуту спустя от творившейся повсюду кутерьмы в его желудке произошло некое шевеленье и рука непроизвольно потянулась к расстегнутому кармашку рюкзака, в котором лежали галеты и две банки тушенки. Повертев в пальцах одну из банок, Зурский поморщился и бросил её обратно. Есть не хотелось. Но после непродолжительного раздумья он все же вытащил пачку галет, собрал газовую горелку и, нацедив в металлическую кружку воды из притороченной к поясу флаги, вскипятил немного чайку.
Легкий перекус отогнал мучавшую капитана жажду, но удовольствия не доставил. Всё ещё пребывая не в лучшем расположении духа, Зурский аккуратно упаковал кружку и прочие причиндалы в рюкзак, залез в спальник, сладко зевнул, с хрустом потянувшись растянулся на расстеленном на земле коврике, а затем довольно долго лежал, безуспешно борясь с изобильно расплодившимся мелким гнусом. И лишь когда солнце уже окончательно померкло, а в лесу наступила беспроглядная тьма, Зурский, наконец, забылся и уснул сном много повидавшего человека, — чутким на грани бодрствования.
Как следует выспаться ему не дали. Где-то в полночь над самым ухом раздались настороженные шаги.
— Товарищ капитан, товарищ капитан, — едва слышный в ночи голос на Б/З будил не хуже набата. Зурский машинально сжал в руке автомат, осторожно приподнявшись на локте, согнул в коленях ноги и застыл, готовый в любую секунду сорваться с места.
— Что? — на грани слуха вопросил он склонившегося над ним бойца.
— Фонарики, товарищ капитан. — Зурский протер глаза и сел.
— Где? — осторожно разминая затекшие пальцы, капитан начал выползать из спальника. Свежий воздух сразу же устремился под одежду.
— На соседнем хребте. Много.
— Хорошо, — прошептал Зурский, сам не понимая что в том хорошего. — Где командир?
— За вами послал.
— Иду, — капитан осторожно встал и с усилием подавил зевок. Вновь захотелось закурить. Отослав бойца, он выковырнул из упаковки таблетку сиднокарба и, быстро проглотив, запил вытащенной из рюкзака минералкой. Спать он больше не собирался. Перехватив поудобнее автомат, Сергей шагнул в сторону от своей лежанки и бесшумно растворился в темноте окружающей ночи.
— Где видели? — минутой спустя Зурский присел на корточки подле лежавшего с биноклем в руках Шахмедзянова и зябко поёжился.
— Там, — лейтенант ткнул рукой в зияющую черноту ночи.
— Ясно, — не увидев в темноте ничего кроме самой темноты, раздосадовано буркнул капитан.
— Клянусь, не показалось, — Шахмедзянов тяжело, взволнованно дышал, казалось, что он долго сдерживал дыхание, и вот теперь наступила пора отдышаться.
— Хм, — протянув руку Зурский, выхватил БН из пальцев Шахмедзянова, пристально вгляделся в окружающее пространство и снова ничего не увидел. — На, — он сунул ночной бинокль обратно в руки группнику и начал приподниматься, когда за спиной послышалось чье-то едва уловимое дыханье и рядом словно опустилась большая серая тень.
— Были фонарики, были, — в раздавшемся над ухом шёпоте Зурский расслышал голос старшины Ермолова, — десятка три, не меньше, вниз по хребту спускались. Пошли на юг.
— Точно? — сон сняло как рукой, в теле появилась необыкновенная бодрость и желание что-то делать. Заброшенный в пустой желудок сиднокарб возымел действие.
— Без вопросов.
— Тогда хоп. Наблюдать. Никто не спит. Утр… оба-на. Они что, костёр разводят?! Оборзели, пидоры. Жаль, далеко. Вот шакалы! Алик, пошли радиста, пусть всем передаст, если ночью ничего не произойдёт — выдвигаемся едва забрезжит.
— Да, есть, — Шахмедзянов предпочёл не спорить. — Макаров, — окликнул он притулившегося под деревом радиста, — слышал?! Пробегись по тройкам, скажи.
Тот кивнул и растворился в ночи.
Зурский ещё раз взглянул в сторону притушенного, но всё же отлично видимого костра и больше не говоря ни слова, отправился к своей лежанке. Спать не хотелось, поворочавшись с десяток минут, он, подтянув колени, сел.
