— Мы все получаем пользу от приобщения к чему-то
божественному… пусть даже и воображаемому.
Виттория как ученый ничего не могла возразить против
подобной логики. Она прочитала бесконечное число работ о так называемом эффекте
плацебо, когда аспирин излечивал рак у людей, веривших в то, что они принимают
чудодейственное лекарство. Разве не такую же роль играет вера в Бога?
— Все изменения, — продолжал камерарий, —
даются Ватикану очень нелегко. Мы всегда старались избегать признания наших
прошлых ошибок и обходились без всякого рода модернизаций. Его святейшество
пытался изменить исторически сложившийся порядок. — Он помолчал немного и
продолжил: — Покойный понтифик тянулся к современности и искал новые пути к
Богу.
— Такие, как наука? — спросила, понимающе кивнув в
темноте, Виттория.
— Честно говоря, само понятие «наука» мне ничего не
говорит. Оно представляется мне иррелевантным.
— Иррелевантным? — недоуменно переспросила
Виттория. Она знала множество слов, характеризующих такое явление, как «наука»,
но современное слово «иррелевантный» в их число не входило.
— Наука способна исцелять, но наука может и убивать.
Это целиком зависит от души прибегающего к помощи науки человека. Меня
интересует душа, и в этом смысле наука иррелевантна — то есть не имеет
отношения к душе.
— Когда вы узнали о своем призвании?
— Еще до рождения.
Виттория бросила на него удивленный взгляд.
— Простите, но подобный вопрос мне всегда
представляется несколько странным. Я хочу сказать, что с самого начала знал о
своем призвании, о том, что стану служить Богу. С того момента, когда впервые
начал думать. Однако окончательно уверовал в свое предназначение я гораздо
позже — когда служил в армии.
— Вы служили в армии? — не смогла скрыть своего
изумления Виттория.
— Два года. Я отказался стрелять, и поэтому меня
заставили летать. На вертолетах медицинской эвакуационной службы. Если честно,
то я и сейчас иногда летаю.
Виттория попыталась представить священника в кабине
вертолета. Как ни странно, но ей это вполне удалось. Камерарий Вентреска
обладал той силой, которая не только не умаляла его убеждений, а, напротив,
подчеркивала их.
— Вам приходилось поднимать в воздух папу?
— Слава Богу, нет. Этот драгоценный груз мы доверяли
только профессиональным пилотам. Его святейшество иногда позволял мне
пользоваться машиной, в то время когда мы бывали в его летней резиденции в
Гандольфо. — Камерарий помолчал немного, а затем сказал: — Мисс Ветра, я
хочу поблагодарить вас за ту помощь, которую вы мне сегодня оказали. И
позвольте мне выразить соболезнования в связи с кончиной вашего отца. Я вам
искренне сочувствую.
— Благодарю.
— Я никогда не знал своего отца. Он умер еще до моего
рождения. А маму я потерял, когда мне было десять лет.
— Вы остались круглым сиротой? — сказала Виттория,
поднимая глаза на клирика. В этот момент она ощутила к нему особую близость.
— Я выжил в катастрофе, которая унесла жизнь мамы.
— И кто же позаботился о вас?
— Бог, — просто ответил камерарий. — Он в
буквальном смысле подарил мне нового отца. У моей больничной койки появился
епископ из Палермо и забрал меня к себе. В то время это меня нисколько не
удивило. Еще мальчишкой я всегда чувствовал добрую руку Бога на своем плече.
Появление епископа только подтвердило то, о чем я уже подозревал. То, что
Господь избрал меня для служения Ему.
— Вы верили в то, что избраны Богом?
— Да, верил. И сейчас верю. — В голосе камерария
не было ни намека на тщеславие, в нем звучала лишь благодарность. — Я
много лет трудился под руководством епископа. В конечном итоге мой наставник
стал кардиналом. Но меня он никогда не забывал. И это тот отец, которого я
помню.
Свет от фонаря упал на лицо камерария, и по выражению глаз
клирика Виттория поняла, насколько тот одинок.
Они подошли к высокой колонне, и лучи всех фонарей были
направлены на люк в полу. Виттория взглянула на ведущую в темную пустоту
лестницу, и ей вдруг захотелось вернуться назад. Гвардейцы уже помогали
камерарию нащупать первую ступеньку. Затем они поддержали ее.
— Что с ним стало потом? — спросила
девушка. — С тем кардиналом, который заботился о вас?
— Он оставил коллегию кардиналов, поскольку получил
другой пост.
Витторию ответ удивил.
— А затем, — продолжил камерарий, — он, к
несчастью скончался.
— Примите мои соболезнования, — сказала
Виттория. — Давно?
Камерарий повернулся к Виттории. Резкие тени подчеркивали
страдальческое выражение лица клирика.
— Ровно пятнадцать дней назад. И сейчас мы его увидим.
Глава 84
Несколько тусклых ламп едва освещали стеклянный куб изнутри.
Это хранилище было гораздо меньше того, в котором Лэнгдон побывал раньше.
Меньше воздуха, а значит, меньше времени. Он пожалел, что не попросил Оливетти
включить вентиляцию.
Среди гроссбухов, в которых перечислялась собственность Ватикана,
Лэнгдон быстро нашел те, на которых значилось «Belle arte» — «Изящное
искусство». Пропустить эту секцию было просто невозможно, поскольку она
занимала восемь стеллажей. Католическая церковь владела миллионами шедевров во
всех концах земли.
Лэнгдон быстро пробежал взглядом полки в поисках каталога
работ Бернини. Он начал с середины первого стеллажа, примерно там, где, по его
расчетам, должна была находиться буква «Б». Когда ученый увидел, что каталога
Бернини нет, его охватило отчаяние. Однако, сообразив, что материалы размещены
не в алфавитном порядке, он несколько успокоился.
Лишь вернувшись к входу в хранилище и забравшись по
передвижной лестнице к верхней полке, Лэнгдон понял, в каком порядке
организовано хранение документов. Примостившись на верхней ступеньке лестницы,
он нашел самые увесистые тома с перечнем работ великих мастеров Ренессанса —
Микеланджело, Рафаэля, Боттичелли. Теперь он знал, что списки «собственности
Ватикана» расположены в соответствии со стоимостью шедевров каждого художника.
Между Рафаэлем и Микеланджело американец обнаружил гроссбух с каталогом работ
Бернини. Толщина гроссбуха на вид превышала пять дюймов.
