К тому, что произошло через несколько мгновений, Лэнгдон был
совершенно не готов. Он рассчитывал, что до того, как он окажется на открытом
пространстве, ему еще предстоит проползти по меньшей мере десять футов. Однако
ученый просчитался. Неожиданно укрытие над его головой исчезло, и он на миг
замер, высунувшись чуть ли не до пояса из-под последнего ряда скамей. До дверей
церкви было рукой подать. Справа от него высилась скульптура, которая и привела
его сюда и о которой он совершенно забыл. С точки, в которой находился Лэнгдон,
изваяние казалось гигантским. Творение Бернини «Экстаз святой Терезы»
действительно здорово смахивало на порнографию. Полулежащая на спине святая
изогнулась в пароксизме страсти. Рот Терезы был искривлен, и казалось, что из
него вот-вот вырвется стон оргазма. Над святой возвышался ангел, указывая вдаль
своим огненным копьем.
В скамью над самой головой Лэнгдона ударила пуля. Ученый
неожиданно для себя резко сорвался с места — так, как уходит на дистанцию
спринтер. Не осознавая до конца своих действий и движимый только адреналином,
он, слегка пригнувшись, зигзагами помчался вправо. Когда позади него прогремел
очередной выстрел, Лэнгдон снова нырнул на пол головой вперед. Проскользив
несколько футов по мраморному полу, он ударился об ограждение ниши в правой
стене храма. В этот момент он увидел ее. Виттория! Ее обнаженные ноги были
неестественно подогнуты, но каким-то шестым чувством американец смог уловить,
что девушка еще дышит. Однако помочь ей он не мог. На это у него не было
времени.
Убийца обошел ряды скамей в левом дальнем углу церкви и
двинулся в направлении Лэнгдона. Ученый понимал, что через несколько мгновений
все будет кончено. Убийца поднял пистолет, и Лэнгдон сделал то единственное,
что еще мог сделать. Он броском преодолел ограждение и оказался в нише. В тот
момент, когда его тело коснулось мраморного пола, с колонны невысокой
балюстрады брызнула мраморная крошка: в колонну, рядом с которой он только что
находился, угодила пуля.
Продвигаясь ползком в глубину ниши, Лэнгдон чувствовал себя
загнанным зверем. Находившийся в углублении стены предмет по какой-то странной
иронии полностью соответствовал ситуации. Это был массивный саркофаг. «Теперь,
возможно, мой», — подумал ученый. Даже по размеру каменный гроб был ему
впору. Подобного рода саркофаги — простые, без всяких украшений мраморные ящики
— назывались scatola. Экономичная гробница. Саркофаг стоял на двух мраморных
плитах, чуть возвышаясь над полом. Лэнгдон прикинул ширину зазора, размышляя, нельзя
ли в него забиться.
Звук шагов раздался совсем рядом.
Не видя иных вариантов, Лэнгдон прижался к полу и подполз к
саркофагу. Упершись руками в каменные подставки, он, подобно пловцу брассом,
сильным рывком задвинул торс в пространство между саркофагом и полом. Грянул
выстрел.
Лэнгдон испытал то, что никогда раньше ему испытывать не
приходилось… он услышал незнакомый звук и ощутил легкое дуновение ветра у щеки.
Пуля пролетела совсем рядом. Ее свист, как ему показалось, больше всего напоминал
звук, который возникает в тот момент, когда для удара заносится длинный кнут. С
мрамора снова брызнули крошки, и Лэнгдон почувствовал, как по лицу полилась
кровь. Собрав последние силы, он очередным рывком скрыл все тело в зазоре между
полом и каменным гробом. Ломая ногти о пол и обдирая спину о мрамор гроба,
американец сумел вылезти из-под саркофага с другой стороны.
Все. Дальше тупик.
Перед его лицом была дальняя стена полукруглой ниши. Теперь
он не сомневался в том, что это узкое место за каменным гробом станет его
могилой. И очень скоро, промелькнула мысль, когда он увидел направленный на
него ствол пистолета. Ассасин держал оружие параллельно полу, и дуло смотрело
прямо в грудь Лэнгдона.
Промахнуться было невозможно.
Повинуясь инстинкту самосохранения, Лэнгдон улегся на живот
лицом вниз и растянулся вдоль саркофага. Затем он уперся руками в пол и
отжался. Из полученных от осколков стекла ран на руках полилась кровь. Однако
ученый, превозмогая боль, сумел оторвать тело от пола. Прогремела серия выстрелов,
и Лэнгдон почувствовал удар пороховых газов. Пули пролетели под ним, превратив
в пыль изрядный кусок стены из пористого итальянского известняка травертина. С
трудом удерживаясь на руках и закрыв глаза, Лэнгдон молил о том, чтобы выстрелы
прекратились.
И его молитва была услышана.
Вместо грома выстрела раздался лишь сухой щелчок бойка.
Обойма была пуста.
Лэнгдон очень медленно открыл глаза, словно опасаясь, что
движение век произведет слишком много шума. Преодолевая боль и усталость, он,
изогнувшись словно кошка, удерживал свое тело в противоестественной позе.
Американец даже боялся дышать и лишь напрягал слух в надежде услышать
удаляющиеся шаги убийцы. Тишина. Он подумал о Виттории и едва не заскрипел
зубами, страдая от того, что не в силах ей помочь.
Нарушивший тишину звук показался Лэнгдону оглушающим. Это
было почти нечеловеческое рычание, вызванное предельным напряжением сил.
Саркофаг над головой Лэнгдона вдруг стал опрокидываться
набок. Ученый рухнул на пол в тот момент, когда на него начали валиться сотни
фунтов мрамора. Сила тяжести одолела силу трения. Крышка гроба, соскользнув
первой, вдребезги разлетелась от удара о пол совсем рядом с ним. Мраморный гроб
скатился со своих опор и начал падать вверх дном на Лэнгдона. Пока саркофаг,
теряя равновесие, падал, ученый понял, что он либо окажется погребенным под
полой мраморной глыбой, либо его раздавят ее края. Лэнгдон втянул голову,
поджал ноги и вытянул руки вдоль тела. После этого он закрыл глаза и стал ждать
удара.
Когда это произошло, земля под ним задрожала. Верхний край
саркофага ударился о пол в каких-то миллиметрах от его головы, и даже его
правая рука, которая, как считал американец, неминуемо будет раздавлена,
каким-то чудом осталась цела. Он открыл глаза и увидел полоску света. Правая сторона
гроба не упала на пол и еще держалась на краях опор. Теперь Лэнгдон смотрел в
лицо смерти. Причем — буквально.
Сверху на него пустыми глазницами смотрел первоначальный
обитатель гробницы. Мертвое тело, как часто случается в период разложения,
прилипло спиной ко дну гроба. Скелет несколько мгновений нависал над ним,
словно нерешительный любовник, а затем с сухим треском рухнул вниз, чтобы
заключить американца в свои объятия. В глаза и рот Лэнгдона посыпались прах и
мелкие фрагменты костей.
Лэнгдон еще ничего толком не успел понять, как в просвете
между полом и краем саркофага появилась чья-то рука и принялась скользить по
полу, словно голодный питон. Рука продолжала извиваться до тех пор, пока пальцы
не нащупали шею Лэнгдона и не сомкнулись на его горле. Американец пытался
сопротивляться, но стальная рука продолжала сдавливать его адамово яблоко.
Борьба была безнадежной, поскольку обшлаг левого рукава пиджака был прижат к
полу краем гроба и действовать приходилось только одной рукой.
