— Древняя война между религией и наукой
закончена, — продолжил Вентреска. — Вы победили. Но победили не в
честной борьбе. Вы одержали победу, не дав ответов на волнующие людей вопросы.
Вместо этого вы сумели настолько изменить систему человеческих ценностей, что
те истины, которые столько лет служили нашими ориентирами, стали просто
неприменимы. Религия не смогла угнаться за наукой, которая росла по экспоненте.
Наука, подобно вирусу, питается собой. Каждый новый научный прорыв распахивает
врата для очередного прорыва. Для того чтобы пройти путь от колеса до
автомобиля человечеству потребовалась не одна тысяча лет. А от автомобиля до
космических полетов — всего лишь несколько десятилетий. Теперь же темпы
научного прогресса измеряются неделями. События выходят из-под контроля. И
пропасть между нами становится все шире и глубже. Однако по мере того, как
религия отстает от науки, человечество оказывается во все более глубоком
духовном вакууме. Мы вопием, желая познать суть вещей и свое место в мире, и
верим, что можем достичь результата нашими воплями. Мы видим НЛО, устанавливаем
связи с потусторонним миром, вызываем духов, испытываем разного рода экстрасенсорные
ощущения, прибегаем к телепатии. Вся эта, мягко говоря, эксцентрическая
деятельность якобы носит научный оттенок, не имея на самом деле никакого
рационального наполнения. В этом проявляется отчаянный крик современных душ,
душ одиноких и страдающих, душ, изувеченных знаниями и неспособных понять
ничего, что лежит за границами техники и технологии.
Мортати не замечал, что, сидя в своем кресле, всем телом
подался вперед, чтобы не пропустить ни единого слова камерария. Причем так вел
себя не он один. Все остальные кардиналы, и с ними весь мир, ловили каждый звук
вдохновенной речи пастыря. Камерарий говорил просто, без риторических изысков
или сарказма. Он не обращался к Священному Писанию и не цитировал Спасителя.
Камерарий использовал современный язык, однако казалось, что эти простые слова
льются из уст самого Бога, доводящего до сознания своих детей древние истины. В
этот момент Мортати наконец понял, почему покойный понтифик так ценил этого
человека. В циничном и апатичном мире, где объектом обожествления является
техника, люди, способные пробиться к заблудшим душам так, как этот камерарий,
остаются единственной надеждой церкви.
— Вы утверждаете, что нас спасет наука, —
продолжал камерарий более напористо, чем раньше. — А я утверждаю, что
наука нас уже уничтожила. Со времен Галилея церковь пыталась замедлить
безостановочную поступь науки. Иногда, увы, она делала это негодными
средствами, но ее помыслы всегда были обращены во благо. Запомните, люди
постоянно испытывают неодолимую тягу к сопротивлению. И я прошу вас, оглядитесь
вокруг. Я прошу и предупреждаю одновременно. Наука оказалась неспособной
выполнить свои обещания. Обещания повышения эффективности и упрощения
производства не привели ни к чему, кроме засорения окружающей среды и всеобщего
хаоса. Взгляните, ведь мы являем собой отчаявшийся и разобщенный вид… быстро
приближающийся к гибели.
Камерарий выдержал длительную паузу, а затем, глядя прямо в
объектив камеры, продолжил:
— Кто таков этот бог, именующий себя наукой? Кто таков
этот бог, который влагает в руки людей огромную силу, оставляя их без моральных
вех, указывающих, как этим могуществом пользоваться? Что это за божество,
которое вручает своим чадам огонь, но не предупреждает чад о той опасности,
которую этот огонь в себе таит? В языке науки не существует указаний на понятия
добра и зла. В научных учебниках сказано о том, как получить ядерную реакцию,
но там нет главы, где бы ставился вопрос, является ли эта реакция добром или
злом.
Обращаясь к науке, я хочу заявить: церковь устала. У нее не осталось
сил на то, чтобы освещать людям путь. Постоянные усилия церкви возвысить голос
для сохранения всемирного равновесия привели лишь к тому, что силы ее
истощились. А вы тем временем слепо рыхлили почву, чтобы взрастить на ней все
более и более миниатюрные чипы и увеличить доходы их производителей. Мы не
задаем вопрос, почему вы не управляете собой. Мы спрашиваем: способны ли вы в
принципе на это? Уверяю, что нет. Ваш мир движется настолько быстро, что, если
вы хоть на мгновение задержитесь, чтобы осмыслить последствия своих действий,
кто-то другой промчится мимо вас со своим новым научным достижением. Вы этого
боитесь и потому не смеете задержаться. Вы делаете все, чтобы распространить по
земному шару оружие массового уничтожения, в то время как понтифик странствует
по миру, умоляя политических лидеров не поддаваться этому безумию. Вы
клонируете живые существа, а церковь убеждает вас оценить нравственные
последствия подобных действий. Вы поощряете людей к общению по телефону, на
видеоэкранах и с помощью компьютеров, а церковь широко распахивает свои двери,
напоминая о том, какое значение имеет личное общение. Вы идете даже на то, что
ради исследовательских целей убиваете в утробе матери еще не родившихся
детишек. Вы утверждаете, что делаете это ради спасения других жизней. А церковь
не устает указывать вам на фундаментальную порочность подобных рассуждений.
А вы тем временем продолжаете обвинять церковь в невежестве.
Но кто является большим невеждой? Тот, кто не может объяснить происхождения
молнии, или тот, кто не преклоняется перед мощью этого явления? Церковь
протягивает вам руку так же, как и всем остальным людям. Но чем сильнее мы к
вам тянемся, тем резче вы нас отталкиваете. Предъявите нам доказательства
существования Бога, говорите вы. А я вам отвечу: возьмите свои телескопы,
взгляните на небо и скажите мне, как все это могло возникнуть без вмешательства
свыше! — На глазах камерария появились слезы. — Вы спрашиваете, как
выглядит Бог. Мой ответ останется прежним. Неужели вы не видите Бога в вашей
науке? Как же вы можете его там не видеть? Вы не устаете заявлять, что малейшее
изменение гравитации или веса атомов превратит великолепные тела в безжизненную
туманность. Неужели вы не замечаете во всем этом руки Творца? Неужели вы
предпочитаете верить в то, что на нашу долю просто выпала удачная карта? Одна
из многих миллиардов? Неужели мы достигли такого уровня нравственного
банкротства, что предпочитаем верить в математическую невозможность, отрицая
саму вероятность существования превосходящей нас Силы.
Верите вы в Бога или нет, — теперь камерарий как бы
рассуждал вслух, — но вы должны понять, что, если мы как вид отбрасываем
веру в Верховную силу, мы неизбежно перестаем ощущать свою ответственность.
Вера… любая вера… учит, что существует нечто такое, что мы понять не в
состоянии и перед чем мы обязаны отчитываться. Имея веру, мы несем
ответственность друг перед другом, перед собой и перед высшей истиной. Религия
не безгрешна, но только потому, что не безгрешен и сам человек. Если мир сможет
увидеть церковь такой, какой ее вижу я… то есть за пределами ритуалов или этих
стен… он узрит современное чудо… братство несовершенных, непритязательных душ,
желающих всего лишь быть гласом сострадания в нашем ускользающем из-под
контроля мире.
