Лэнгдон осмотрел гроб в надежде увидеть хоть какой-нибудь
источник света, однако края саркофага по всему периметру плотно прилегали к
полу. Проклятые итальянские любители совершенства, выругался он про себя. То,
чему он учил восхищаться своих студентов — точность обработки камня, строгий
параллелизм и бесшовное соединение монолитов каррарского мрамора, — превратилось
для него в смертельную угрозу.
Совершенство, оказывается, может быть удушающим.
— Да поднимись же ты наконец, проклятый ящик! —
произнес он, в очередной раз упираясь в потолок, который столько лет служил
днищем гроба.
Саркофаг на сей раз слегка шевельнулся. Лэнгдон стиснул зубы
и предпринял еще одно усилие. Каменная глыба приподнялась на четверть дюйма. В
гроб пробился свет, но уже через мгновение каменный ящик с глухим стуком снова
опустился на пол. Лэнгдон, тяжело дыша, остался лежать во тьме. Затем он
попытался приподнять мраморную глыбу с помощью ног — так, как уже сделал
однажды. Но поскольку саркофаг теперь лежал на полу, у узника не осталось
пространства даже для того, чтобы согнуть ноги в коленях.
По мере того как усиливался приступ клаустрофобии, Лэнгдону
начинало казаться, что стены каменной гробницы стали сужаться. Чтобы
окончательно не поддаться панике, он попытался прогнать это ощущение, пустив в
ход последние остатки разума.
— Саркофаги, — начал он вслух тоном читающего
лекцию профессора, но тут же замолчал. Даже эрудиция ученого стала для него в
этот миг врагом. Слово «саркофаг» происходит от греческих слов «sarx», что
значит «плоть», и «phagein», что в переводе означает «пожирать». Таким образом,
он находился в каменном ящике, предназначенном буквально для того, чтобы
пожирать плоть.
Мысленно Лэнгдон представил слезающую с костей разлагающуюся
плоть, и это напомнило ему о том, что он лежит, засыпанный с ног до головы
человеческими останками. При мысли об этом его затошнило, а тело покрылось
холодным потом. Но в то же время это натолкнуло его еще на одну идею.
Лихорадочно пошарив вокруг себя руками, Лэнгдон нащупал
твердый обломок какой-то крупной кости. Скорее всего это была часть ребра.
Впрочем, времени на анатомические изыскания у него не оставалось. Ему всего
лишь нужен был клин. Если удастся приподнять гроб хотя бы на долю дюйма и
сунуть в щель кость, то воздух, возможно…
Протянув руку к противоположному плечу и приставив
заостренный конец кости к месту, где край гроба соединялся с полом, он
попытался свободной рукой приподнять саркофаг. Тот, естественно, не шелохнулся.
Ни на йоту. Лэнгдон предпринял еще одну попытку. В какой-то момент ему
показалось, что камень дрогнул. Но это было все.
Отвратительный запах человеческих останков и недостаток
кислорода лишали его последних сил. Лэнгдон понимал, что в лучшем случае у него
осталась одна попытка. Кроме того, он знал, что для того чтобы ею
воспользоваться, ему понадобятся обе руки.
Чуть изменив позу, он оставил острый конец ребра на месте
соприкосновения гроба с полом и, чуть приподняв тело, прижал плечом тупой конец
кости. Стараясь не сдвинуть спасительный клин с места, он поднял обе руки над
головой и уперся в днище гроба. Вызванная боязнью замкнутого пространства
паника начинала все сильнее действовать на его психику. Второй раз за день он
оказался в лишенном кислорода пространстве. Громко вскрикнув, он одним мощным
движением надавил на дно саркофага, и каменный ящик на мгновение приподнялся
над полом. Этого мига оказалось достаточно для того, чтобы обломок кости
скользнул в образовавшуюся щель. Когда гроб снова опустился, кость затрещала,
но Лэнгдон увидел, что между саркофагом и полом остался зазор, сквозь который
пробивался крошечный лучик света.
Лишившись остатков сил, Лэнгдон расслабленно растянулся на
полу. Ученому казалось, что его горло сжимает сильная рука, и он ждал, когда
пройдет чувство удушья. Если через образовавшуюся щель и просачивался воздух,
то это было совершенно незаметно. Американец не был уверен, что этого притока
хватит на то, чтобы поддерживать его существование. А если и хватит, то
насколько долго? Если он потеряет сознание, то как появившиеся здесь люди
узнают, что под перевернутым саркофагом находится человек?
Лэнгдон поднял руку с часами. Рука, казалось, была налита
свинцом. Пытаясь справиться с непослушными, дрожащими пальцами, он разыграл
свою последнюю карту, повернув крошечный диск и нажав на кнопку. По мере того
как стены его темницы продолжали сдвигаться, а сознание затуманиваться, им
овладевали старые страхи. Он, как и много раз до этого, попытался представить,
что находится в открытом пространстве, но из этого ничего не вышло. Кошмар,
преследовавший Лэнгдона с юных лет, ворвался в его сознание с новой силой.
* * *
Цветы здесь похожи на картинки, думал ребенок, со смехом
носясь по лугу. Ему очень хотелось, чтобы его радость разделили папа и мама. Но
родители были заняты разбивкой лагеря.
— Не очень увлекайся исследованиями, — сказала
мама.
Притворившись, что он ничего не слышал, мальчик направился в
сторону леса.
Пересекая замечательное поле, он увидел кучу известняка и
решил, что это был фундамент когда-то стоявшего здесь дома. Нет, приближаться к
нему он не станет. Ведь он только что заметил кое-что еще более интересное. Это
был превосходный экземпляр «венерина башмачка» — самого красивого и наиболее
редкого цветка в Нью-Гэмпшире. До этого он видел его только на картинках в
книжках.
Мальчишка в радостном возбуждении подошел к цветку и
опустился на колени. Почва под ним была рыхлой и пористой, из чего следовало,
что его цветок выбрал для себя самое плодородное местечко. Он рос на стволе
сгнившего дерева.
Предвкушая с восторгом, как доставит домой бесценный трофей,
мальчик протянул руку…
Но до стебля он так и не дотянулся.
С устрашающим треском земля под ним разверзлась.
Падение длилось всего три секунды, но мальчик понял, что
сейчас умрет. Он со страхом ожидал столкновения, но, когда это произошло,
никакой боли не почувствовал. Он упал на что-то очень мягкое.
И холодное.
Мальчик лицом вниз упал в темную, до краев заполненную
жидкостью, яму.
Вращаясь и пытаясь сделать сальто, чтобы оказаться головой
вверх, он отчаянно царапал окружающие его со всех сторон стены. Каким-то
образом ему все же удалось всплыть на поверхность.
Свет.
Слабый свет над головой. Во многих милях от него. Во всяком
случае, так ему казалось.
Его руки отчаянно колотили по воде в попытке добраться до
стены и схватиться за что-то твердое. Но вокруг него был только гладкий камень.
Он провалился сквозь сгнившую крышку заброшенного колодца. Мальчик звал на
помощь, но его крики тонули в узкой глубокой шахте. Он звал снова и снова. Свет
в дыре над головой начинал меркнуть.
