Однако в тот момент, когда он повернулся, чтобы уйти, ему
показалось, что из-под саркофага доносится какой-то звук. И это был звук,
который не хотел бы услышать ни один пожарный.
— Бомба! — закричал он. — Все наружу!
Саперная команда, перевернув каменный гроб, недоуменно и
несколько растерянно уставилась на источник электронного сигнала. Однако пауза
длилась не долго.
— Medico! — выкрикнул один из саперов. —
Medico!
Глава 99
— Что слышно от Оливетти? — спросил камерарий у
Рошера, когда они вышли из Сикстинской капеллы, чтобы направиться в кабинет
папы.
Клирик выглядел смертельно уставшим.
— Ничего, синьор. Я опасаюсь самого худшего.
Когда они достигли цели, камерарий тяжело вздохнул:
— Капитан, больше я ничего сделать не могу. Боюсь, что
за этот вечер я и так сделал чересчур много. Сейчас я стану молиться и не хочу,
чтобы меня беспокоили. Мы передаем дело в руки Господа.
— Хорошо, синьор.
— Время на исходе, капитан. Найдите ловушку.
— Поиски продолжаются, — не слишком уверенно
произнес офицер. — Но оружие спрятано очень хорошо.
Камерарий недовольно поморщился. Казалось, у него не
осталось сил выслушивать объяснения.
— Понимаю. Ровно в одиннадцать пятнадцать, если угроза
к тому времени не будет устранена, я прошу вас приступить к эвакуации
кардиналов. Я вручаю их судьбу в ваши руки и прошу лишь об одном. Сделайте так,
чтобы они с достоинством покинули это место. Пусть они выйдут на площадь
Святого Петра и окажутся среди людей. Я не хочу, чтобы последние мгновения
существования церкви были омрачены видом ее верховных служителей, улепетывающих
через черный ход.
— Будет исполнено, синьор. А как же вы? Должен ли я
зайти и за вами в одиннадцать пятнадцать?
— В этом нет необходимости.
— Но, синьор…
— Я покину Ватикан, только повинуясь приказу своей
души.
«Неужели он решил отправиться на дно вместе с кораблем?» —
подумал Рошер.
Камерарий открыл дверь папского кабинета, но, прежде чем
переступить порог, оглянулся и сказал:
— Да. Еще вот что…
— Слушаю, синьор?
— В кабинете сегодня почему-то очень холодно. Я весь
дрожу.
— Электрическое отопление отключено. Позвольте мне
растопить для вас камин.
— Спасибо, — устало улыбнулся камерарий. —
Огромное вам спасибо.
Рошер вышел из папского кабинета, оставив камерария
молящимся в свете камина перед небольшим изваянием Святой Девы Марии. Это была
странная, внушающая суеверный страх картина. Черная коленопреклоненная тень в
мерцающем красноватом свете. Едва выйдя в коридор, Рошер увидел бегущего к нему
швейцарского гвардейца. Даже в свете свечей Рошер узнал лейтенанта Шартрана —
молодого, зеленого и очень ретивого.
— Капитан, — сказал Шартран, протягивая начальнику
сотовый телефон, — мне кажется, что обращение камерария подействовало.
Звонит человек, который считает, что, возможно способен нам помочь. Неизвестный
звонит по одной из частных линий Ватикана. Не знаю, как он сумел раздобыть
номер.
— Что дальше? — спросил Рошер.
— Человек сказал, что будет говорить со старшим по
званию офицером.
— От Оливетти что-нибудь слышно?
— Никак нет, сэр.
— Говорит капитан Рошер, и я старший по званию, —
произнес в трубку офицер.
— Рошер! — раздался голос на другом конце
линии. — Вначале я скажу, кто я, а затем разъясню, что вам следует делать.
Когда звонивший, закончив разговор, отключился, Рошер от
изумления долго не мог прийти в себя. Теперь он знал, кто отдает ему приказы.
* * *
А тем временем в ЦЕРНе Сильвия Боделок отчаянно пыталась
как-то упорядочить огромное количество просьб о предоставлении лицензий,
поступающих по голосовой почте Колера. Но когда зазвонил личный телефон
директора, Сильвия подпрыгнула на стуле. Этого номера не знал никто.
— Да? — сказала она, подняв трубку.
— Мисс Боделок? Говорит директор Колер. Немедленно
свяжитесь с пилотом. Мой самолет должен быть готов через пять минут.
Глава 100
Когда Роберт Лэнгдон открыл глаза и обнаружил, что видит над
собой расписанный фресками купол в стиле барокко, он не мог понять, где
находится и сколько времени провалялся без сознания. Высоко над головой плавал
дымок. Какой-то предмет закрывал его рот и нос. Кислородная маска.
Ученый содрал с лица прибор, и в тот же миг ему в ноздри
ударил ужасный запах. Запах сгоревшей плоти.
Стучащая в висках боль заставила его скривиться. Когда он
предпринял попытку сесть, рядом с ним присел человек в белом халате.
— Riposati! — сказал человек в белом. — Sono
il paramedico.
«Лежите! — машинально перевел Лэнгдон. — Я —
фельдшер».
Затем он снова едва не потерял сознание. Голова кружилась,
как дымок под куполом. Что, черт побери, произошло? Им снова стала овладевать
паника.
— Sorcio salvatore, — сказал человек,
представившийся фельдшером. — Мышонок… спаситель.
Лэнгдон вообще отказывался что-либо понимать.
Мышонок-спаситель? Человек ткнул пальцем в Микки-Мауса на руке профессора, и
мысли Лэнгдона начали постепенно проясняться. Он вспомнил, что включил
будильник. Бросив взгляд на циферблат, ученый отметил время. Десять двадцать
восемь.
В тот же миг он вскочил на ноги.
Все события последних часов снова всплыли в его памяти.
* * *
Через пару минут Лэнгдон уже находился у главного алтаря в
компании брандмейстера и его людей. Пожарные засыпали его вопросами, но
американец их не слушал. Ему самому было о чем спросить. По всему телу была
разлита боль, но ученый знал, что надо действовать немедленно.
К нему подошел один из пожарных и сказал:
— Я еще раз осмотрел всю церковь, сэр. Мы обнаружили
лишь тела командира швейцарцев и кардинала Гуидера. Никаких следов девушки.
— Grazie, — ответил Лэнгдон, не зная, радоваться
ему или ужасаться.
