Директор знал, что, для того чтобы свершить задуманное, у
него крайне мало времени. Он также знал, что может скоро умереть. Колера даже
удивляло, насколько мало его беспокоит перспектива собственной гибели. Смерть
была той ценой, которую он был готов заплатить. Он уже слишком много сделал для
того, чтобы позволить какому-то ничтожному камерарию по имени Карло Вентреска
уничтожить дело всей его жизни.
— Синьор! — кричали гвардейцы на бегу. —
Остановитесь синьор!
Когда один из них выхватил пистолет и направил его на
Колера, тому не оставалось ничего, кроме как затормозить.
В дело вмешался Рошер. Капитан выглядел очень виноватым.
— Простите, мистер Колер, — смущенно сказал
он, — но вам все же придется подождать. Всего несколько секунд. Никто не
смеет вступить в кабинет папы без специального разрешения. Или приглашения,
если хотите.
По выражению глаз капитана директор понял, что у него нет
иного выбора, кроме как ждать.
«Ну что же, — подумал Колер. — Подождем».
Со стороны гвардейцев было жестоко остановить его кресло напротив
высокого зеркала в позолоченной раме. Вид собственного изуродованного тела
вызвал у Колера отвращение, и с давних пор таящаяся в его сердце ярость
закипела с новой силой. Как ни странно, но это его успокоило. Он находился в
стане врагов — людей, которые отняли у него человеческий облик. Лишили
достоинства. По их вине ему ни разу не пришлось испытать прикосновения женщины…
Из-за них он не мог гордо выпрямиться, чтобы с честью принять очередную награду
за научные достижения. Какой, черт побери, истиной владеют эти люди? Какими, к
дьяволу, доказательствами они располагают? Книгой древних басен? Обещанием
новых чудес? Наука творит чудеса ежедневно!
Колер несколько секунд вглядывался в свое отражение в
зеркале. В окаменевшие глаза. «Сегодня я могу погибнуть от руки религии, —
думал он, — но это будет уже не в первый раз».
На какой-то момент он вдруг снова увидел себя
одиннадцатилетним мальчишкой в доме своих родителей во Франкфурте. Он лежит в
своей постели на тончайших льняных простынях, насквозь пропитанных его потом.
Юному Максу казалось, что его бросили в огонь. Тело мальчика раздирала дикая
боль. Рядом с кроватью на коленях стояли его отец и мать. Они истово молились
вот уже двое суток.
В тени в углу комнаты стояли три лучших медика города
Франкфурта.
— Умоляю вас пересмотреть свое решение! —
воскликнул один из врачей. — Взгляните на мальчика! Лихорадка усиливается.
Он страдает от боли. Ему грозит смертельная опасность!
Но Макс, еще не слыша ответа, знал, что скажет мама.
Gott wird ihn beschuetzen.
«Да, — подумал Макс, — Бог меня защитит. —
Вера в правоту мамы придавала ему силы. — Бог меня защитит».
Час спустя Максу стало казаться, что по его телу взад-вперед
ездит грузовик. Мальчик был не в силах вдохнуть воздух, чтобы заплакать.
— Ваш ребенок ужасно страдает, — произнес другой
врач. — У меня в саквояже есть лекарство, единственная инъекция которого…
— Ruhe, bitte!
[90]
— не открывая глаз,
оборвал врача отец Макса. Он продолжал возносить молитвы к Богу.
«Папа, ну пожалуйста! — хотелось крикнуть Максу. —
Разреши им остановить боль!»
Но его мольба утонула в приступе кашля.
Через час боль стала еще сильнее.
— Ваш сын может стать паралитиком, — не сдавался
один из медиков. — Или даже умереть! В нашем распоряжении имеется
лекарство, способное ему помочь!
Фрау и герр Колер не позволили врачам начать лечение. Они не
верили в медицину и медиков. Кто они такие, чтобы вмешиваться в великие замыслы
самого Господа? Родители считали, что надо молиться еще усерднее. Ведь если Бог
благословил их этим ребенком, то почему Он вдруг станет отнимать его у них?
Мама шептала на ухо сыну, чтобы тот крепился. Она сказала, что Бог испытывает
его… так же, как испытывал Авраама… проверяет крепость веры.
Макс пытался укрепиться в вере, но невыносимая боль мешала
ему это сделать.
— Я больше не в силах на это смотреть! — крикнул
один из врачей и выбежал из комнаты.
К рассвету в Максе сознание едва теплилось. Все его мышцы
напряглись в болевой судороге.
«Где же Ты, Спаситель? — спрашивал мальчик в
полубреду. — Неужели Ты меня не любишь?!» Ему казалось, что жизнь уходит
из его тела.
Мама так и уснула, стоя на коленях рядом с постелью и
обнимая сына. Отец Макса стоял у окна и невидящими глазами смотрел в розовеющее
небо. Казалось, он находится в трансе. Макс слышал его ровное бормотание. Отец
продолжал молить Всевышнего о ниспослании исцеления его сыну.
Именно в этот миг Макс заметил парящую над ним фигуру.
Неужели ангел? Мир перед ним был словно в тумане, и он почти ничего не видел.
Фигура что-то прошептала ему на ухо, но это не было голосом посланца небес.
Макс узнал одного из врачей… того, который вот уже более двух дней сидел в углу
комнаты, не переставая умолять родителей мальчика разрешить ему использовать
новейшее английское лекарство.
— Я никогда не прощу себе, если не сделаю этого, —
прошептал доктор, осторожно поднимая исхудавшую ручонку ребенка. — Это
надо было сделать давно.
Макс почувствовал легкий укол. За раздирающей тело болью он
был почти незаметен.
После этого доктор быстро собрал свои вещи. Но прежде чем
уйти, он положил ладонь на лоб мальчика и сказал:
— Это должно спасти тебе жизнь. Я верю в великую силу
медицины.
Через несколько минут Максу показалось, что его жилы
наполняются какой-то волшебной жидкостью. По всему его телу, гася боль, начало
разливаться тепло. И наконец он уснул. В первый раз за несколько дней.
Когда жар прекратился, родители возвестили об очередном
чуде. Но когда выяснилось, что их сын навсегда останется калекой, они пали
духом и, усадив сына в инвалидное кресло, покатили его в церковь за советом.
— Ваш сын выжил лишь Божьей милостью, — сказал им
священник.
Макс молча слушал слова патера.
— Но он же не может ходить! — рыдала фрау Колер.
— Да, — печально кивнул священнослужитель. —
Думаю, что Господь наказал его за недостаток веры.
* * *
— Мистер Колер! — Это был швейцарский гвардеец, который
заходил в кабинет папы. — Камерарий сказал, что согласен дать вам
аудиенцию.
