Колер пробурчал что-то невнятное и покатил по залу.
— Ваш визит вызвал у него удивление, — продолжал
швейцарец.
— Не сомневаюсь, — ответил Колер, не прекращая
движения. — Но я хотел бы встретиться с ним тет-а-тет.
— Это невозможно. Никто…
— Лейтенант! — пролаял Рошер. — Встреча
произойдет так, как того желает мистер Колер.
Швейцарец, казалось, не поверил своим ушам.
Однако у самых дверей кабинета Рошер разрешил своим швейцарцам
провести стандартную процедуру досмотра. Но в кресло Колера было вмонтировано
такое количество разнообразной электроники, что их ручные детекторы оказались
абсолютно бесполезными. Швейцарцы обыскали и директора, но, поскольку перед
ними был калека, сделали это довольно небрежно. Револьвера, скрытого под
сиденьем инвалидного кресла, они не обнаружили. Не нашли они и еще одного
предмета… той вещи, которая должна была поставить финальную точку в событиях
этого затянувшегося вечера.
Когда Колер вкатился в кабинет, он увидел, что камерарий
стоит в одиночестве на коленях перед угасающим камином. При появлении
посетителя клирик даже не открыл глаза.
— Признайтесь, мистер Колер, — произнес он, —
ведь вы явились сюда для того, чтобы сделать из меня мученика. Не так ли?
Глава 112
А в это время Лэнгдон и Виттория бежали по узкому, ведущему
в Ватикан тоннелю, именуемому Il Passetto. Факел в руках Лэнгдона выхватывал из
тьмы лишь несколько ярдов пространства перед ними. Расстояние между стенами
подземного хода едва позволяло пройти одному человеку, потолок был низким, а
воздух — промозглым. Лэнгдон бежал в темноту, Виттория мчалась следом.
После того как они покинули замок Святого ангела, тоннель
пошел резко вверх и, врезавшись в стену бастиона, стал напоминать древнеримский
акведук. Далее он тянулся горизонтально до самого Ватикана.
Пока Лэнгдон бежал, перед его мысленным взором, как в
калейдоскопе, мелькали какие-то смутные образы: Колер, Янус, ассасин, Рошер…
шестое клеймо… «Уверен, что вы читали о шестом клейме, — сказал убийца и
добавил: — Последнее клеймо по своему совершенству превосходит все остальные».
Лэнгдон был уверен, что не только не читал, но и не слышал о существовании
шестого клейма. Даже в рассказе крупнейших знатоков теории заговоров не было
никаких указаний, намеков или домыслов относительно существования подобного
артефакта. При этом ходили упорные слухи о многочисленных золотых слитках и об
уникальном, безукоризненном по форме алмазе, получившем название «Ромб
иллюминати». Одним словом, о шестом клейме никаких упоминаний не имелось.
— Колер не может быть Янусом, — объявила Виттория,
не снижая темпа. — Это невозможно!
«Невозможно» было как раз тем словом, которое Лэнгдон на
этот день вообще выбросил из своего лексикона.
— Не уверен! — крикнул он через плечо. — У
Колера есть серьезные причины быть недовольным церковью, и, кроме того, он
пользуется колоссальным влиянием.
— В глазах людей этот кризис превращает ЦЕРН в какое-то
чудовище! Макс никогда не пойдет на то, чтобы бросить тень на репутацию
заведения.
Как бы то ни было, думал Лэнгдон, но ЦЕРН этим вечером
получил серьезную взбучку. И этот удар по репутации учреждения стал прямым
следствием той публичности, которую иллюминаты постарались придать своим
действиям. Однако он не мог решить, какой реальный ущерб понес этот всемирно
известный научный центр. Критика со стороны церкви была для ЦЕРНа явлением
вполне привычным, и чем больше Лэнгдон думал о происходящем, тем тверже
укреплялся во мнении, что этот кризис скорее всего пойдет институту на пользу.
Если целью заговора была реклама учреждения, то антивещество — это тот джекпот,
получить который захотят многие страны и десятки, если не сотни самых
влиятельных фирм. Вся планета говорила сейчас только о ЦЕРНе и о созданном им
антивеществе.
— Ты знаешь, что сказал однажды Пи-Ти Барнум?
[91]
— спросил Лэнгдон. — Он сказал: «Мне плевать, что
вы обо мне говорите, но только произносите мое имя без ошибок!» Держу пари, что
сейчас под покровом тайны выстраивается очередь из желающих приобрести лицензию
на производство антивещества. А после того как в полночь они увидят истинную
мощь…
— Ты не прав, — прервала она его. —
Демонстрация деструктивной силы достижений науки не может служить рекламой. А
что касается антивещества, то его разрушительная мощь, поверь мне, просто
ужасна!
— В таком случае все может быть гораздо проще, —
сказал Лэнгдон, бросив тревожный взгляд на постепенно гаснущее пламя
факела. — Колер мог сделать ставку на то, что Ватикан в своей обычной
манере сохранит все в тайне и вообще не станет упоминать об антивеществе, чтобы
не повышать авторитета братства «Иллюминати». Ведь до последнего времени
церковь упорно твердила, что сообщество давно перестало существовать. Однако
камерарий кардинально изменил правила игры.
Некоторое время они бежали молча. И вдруг подлинная картина
событий предстала перед Лэнгдоном во всей своей полноте.
— Точно! Колер никак не рассчитывал на подобную реакцию
камерария. Вентреска нарушил многовековую традицию Ватикана не сообщать
внешнему миру о возникающих в его стенах кризисах и повел себя с предельной
откровенностью. Во имя Бога он позволил показать по телевизору ловушку с
антивеществом. Это был блестящий ход, которого Колер совершенно не ожидал. И по
иронии судьбы удар, который нанесли иллюминаты, обрушился на них самих. Сами
того не желая, они сделали из камерария нового и очень авторитетного вождя
церкви. Колер явился, чтобы его ликвидировать!
— Макс, конечно, мерзавец, — сказала
Виттория, — но он не убийца и никоим образом не мог быть замешан в смерти
папы.
В памяти Лэнгдона прозвучали слова Колера, произнесенные им
тысячу лет назад в ЦЕРНе: «В научных кругах у Ветра было множество врагов. Его
ненавидели ревнители чистоты науки. Они утверждали, что использование
аналитической физики для утверждения религиозных принципов представляет собой
вероломное предательство науки».
— Не исключено, что Колер узнал об антивеществе
несколько недель назад, и ему не понравилось, что это открытие может
содействовать укреплению религии.
— И из-за этого он убил моего отца? Чушь! Кроме того,
Макс Колер не знал о существовании нашего проекта.
