— Рвота прекратилась, — сказал по-итальянски
мужской голос. — Переверните его на спину. — Человек говорил
профессиональным тоном и при этом весьма властно.
Лэнгдон ощутил, как чьи-то руки начали медленно поворачивать
его. Он попытался сесть, но те же руки мягко, но решительно не позволили ему
этого сделать. Лэнгдон не сопротивлялся. После этого ученый почувствовал, что
кто-то принялся рыться в его карманах и извлекать их содержимое.
Затем он снова впал в небытие.
* * *
Доктор Жакобус не был религиозным человеком. Годы занятия
медициной давно лишили его веры в любые потусторонние силы. Но то, что
случилось этим вечером в Ватикане, подвергло его рациональное мышление весьма
серьезному испытанию. Не хватало только того, чтобы с неба начали падать тела,
думал он.
Доктор Жакобус пощупал пульс мужчины в мокрой и грязной
одежде, которого только что извлекли из вод Тибра, и решил, что этого типа к
спасению привел сам Создатель. От удара о воду мужчина лишился сознания, и, не
окажись доктор Жакобус и его команда на берегу (все они любовались небесным
спектаклем), парень наверняка бы утонул.
— E Americano, — сказала медсестра, роясь в
бумажнике только что извлеченного из воды человека.
Американец?!
Коренные обитатели Рима уже давно полушутливо утверждают,
что в результате засилья американцев в их городе гамбургеры скоро превратятся в
национальное итальянское блюдо. Но чтобы американцы падали с неба — это уже
явный перебор!
Доктор направил тонкий луч фонарика в глаз мужчины, чтобы
проверить реакцию зрачков на свет. Убедившись в том, что зрачки реагируют, он
спросил:
— Вы меня слышите, сэр? Вы осознаете, где находитесь?
Человек не ответил. Он снова потерял сознание.
— Si chiama Robert Langdon,
[92] —
объявила медсестра, изучив водительское удостоверение мужчины.
Все собравшиеся на берегу медики, услышав имя, буквально
окаменели.
— Невозможно! — воскликнул Жакобус.
Роберт Лэнгдон был тем человеком, которого показывали по
телевизору. Помогавшим Ватикану американским профессором. Доктор Жакобус своими
глазами видел, как всего несколько минут назад Роберт Лэнгдон сел на площади
Святого Петра в вертолет и поднялся в небо. Жакобус и все остальные выбежали на
берег, чтобы посмотреть на взрыв антивещества. Это было грандиозное зрелище.
Подобной сферы белого огня никому из них видеть не доводилось. Это не может
быть тот же самый человек!
— Это точно он! — воскликнула медсестра, отводя
назад прилипшие ко лбу мокрые волосы мужчины. — Кроме того, я узнаю его
твидовый пиджак.
Со стороны входа в больницу послышался громкий вопль. Медики
оглянулись и увидели одну из своих пациенток. Женщина, казалось, обезумела.
Воздев к небу руку с зажатым в ней транзисторным приемником, она воздавала
громкую хвалу Господу. Из ее бессвязных слов все поняли, что камерарий Карло
Вентреска только что чудесным образом появился на крыше собора.
Доктор Жакобус твердо решил, что как только в восемь утра
закончится его дежурство, он тут же отправится в церковь.
* * *
Свет над его головой стал ярче, приобретя какую-то
стерильность, а сам он лежал на хирургическом столе. Воздух был насыщен запахом
незнакомых лекарств. Ему только что сделали какую-то инъекцию, предварительно
освободив от одежды.
Определенно не цыгане, подумал он в полубреду. Может быть,
пришельцы? Да, ему приходилось слышать о подобных вещах. Но, судя по всему, эти
создания не намерены причинить ему вред. Видимо, они хотят всего лишь…
— Ни за что! — выкрикнул он, открыл глаза и сел.
— Attento!
[93]
— рявкнуло одно из
созданий, пытаясь уложить его на стол.
На белом одеянии существа висела картонка с надписью «Д-р
Жакобус».
— Простите… — пробормотал Лэнгдон, — я
подумал…
— Успокойтесь, мистер Лэнгдон. Вы в больнице… Туман
начал рассеиваться, и ученый ощутил облегчение. Он, правда, ненавидел все
лечебные учреждения, но эскулапы в любом случае лучше пришельцев, пытающихся
завладеть его детородными органами.
— Меня зовут доктор Жакобус, — представился
человек в белом и рассказал пациенту, что произошло. — Вы родились в
рубашке, молодой человек, — закончил рассказ медик.
Лэнгдон же себя счастливчиком не чувствовал. Он с трудом
вспоминал, что с ним произошло до этого… вертолет… камерарий. На его теле не
осталось ни одного живого места. Болело буквально все. Ему дали воду, и он
прополоскал рот. После этого они сменили повязку на его ободранной в кровь
ладони.
— Где моя одежда? — спросил Лэнгдон. На нем был
хирургический халат из хлопка.
Одна из сестер показала на бесформенную кучу мокрого твида и
хаки, лежащую на стойке неподалеку.
— Ваша одежда насквозь промокла, и нам пришлось ее с
вас срезать.
Лэнгдон взглянул на то, что осталось от его твидового
пиджака, и нахмурился.
— Все ценное мы вынули, — продолжала
сестра. — Лишь бумажная салфетка, которая была в кармане, совершенно
размокла.
Лэнгдон еще раз посмотрел на пиджак и увидел обрывки
пергамента, прилипшие кое-где к подкладке. Это было все, что осталось от
листка, изъятого из «Диаграммы» Галилея. Единственная копия, на которой был
указан путь к Храму Света, в буквальном смысле растворилась. У него не было сил
как-то отреагировать на эту невосполнимую потерю. Он просто смотрел и молчал.
— Все остальные вещи мы спасли, — повторила
сестра. — Бумажник, миниатюрную видеокамеру и ручку. Камеру я, как могла,
высушила.
— У меня не было камеры.
Медсестра, не скрывая своего удивления, протянула ему
хирургическую кювету с его вещами. Увидев рядом с бумажником и ручкой крошечный
аппарат фирмы «Сони», Лэнгдон все вспомнил. Миниатюрную видеокамеру вручил ему
Колер с просьбой передать прессе.
— Мы нашли ее у вас в кармане, — повторила
сестра. — Но думаю, что вам понадобится новый прибор. — Она открыла
крышку двухдюймового экрана и продолжила: — Экран треснул, но зато звук еще
есть. Правда, едва слышно. — Поднеся аппарат к уху, девушка сказала: — Постоянно
повторяется одно и то же. Похоже, что спорят двое мужчин.
С этими словами она передала камеру Лэнгдону.
