Он заторопился, но его ноги будто налились свинцом.
— Подожди меня, — окликнул он ее. — Прошу,
пожалуйста…
Роберт Лэнгдон резко, словно от толчка, проснулся.
Темнота.
Он лежал в незнакомой мягкой постели, не в силах сообразить,
где находится. Огромные и удивительно удобные подушки были набиты гусиным
пухом. Воздух являл собой коктейль из приятных запахов. На противоположной
стороне комнаты находилась двустворчатая стеклянная дверь. Обе створки ее были
распахнуты, и с роскошного балкона тянуло легким теплым ветерком. В небе в
разрывах облаков виднелась луна. Лэнгдон попытался вспомнить, как попал сюда, и
сообразить, где находится.
В его сознании начали возникать какие-то сюрреалистические
картины…
Столб таинственного огня… возникший из толпы ангел… теплые
руки обнимают его и уводят в ночь… ангел ведет его лишенное сил побитое тело
через незнакомые улицы… приводит сюда… заталкивает его, полусонного, под
обжигающе горячие струи душа… ведет в постель и охраняет его после того, как он
заснул мертвецким сном.
Теперь он видел и вторую кровать. Постель была разобрана, но
в ней никого не было. Откуда-то из-за стены до него слабо доносился шум
льющейся воды.
Разглядывая постель Виттории, он заметил вышитую на
наволочке подушки эмблему со словами «Отель Бернини». Лэнгдон улыбнулся.
Виттория сделала прекрасный выбор. Роскошная гостиница старушки Европы над
фонтаном «Тритон» работы Бернини… Более подходящего для них отеля в Риме не
было. Нежась в постели, ученый услышал стук в дверь и понял, что его разбудило.
Стук становился все сильнее.
Лэнгдон неохотно выбрался из кровати. Он испытывал легкое
недоумение. «Никто не знает, что мы здесь», — подумал он и недоумение
переросло в беспокойство. Он накинул роскошный фирменный гостиничный халат и
вышел из спальни в прихожую. Постояв несколько секунд в раздумье, он распахнул
тяжелую дубовую дверь.
На пороге стоял здоровенный детина в ослепительном
сине-золотом наряде.
— Лейтенант Шартран из швейцарской гвардии, —
представился посетитель.
В этом не было никакой необходимости, так как Лэнгдон сразу
узнал офицера.
— Как… как вы нас нашли?
— Я увидел, как вы уходили ночью с площади, и
последовал за вами. Очень рад, что вы еще здесь.
Лэнгдон ощутил некоторую тревогу. Неужели кардиналы послали
лейтенанта для того, чтобы он эскортировал их в Ватикан? Ведь Виттория и он
были единственными людьми вне коллегии, которые знали всю правду. Они таили в
себе потенциальную угрозу церкви.
— Его святейшество попросил меня передать вам
это, — сказал Шартран и вручил ему пакет с папской печатью.
Лэнгдон открыл пакет и прочитал написанное от руки послание:
«Мистер Лэнгдон и мисс Ветра!
Несмотря на то что мне очень хочется попросить вас хранить в
тайне то, что произошло за последние 24 часа, я чувствую, что не имею права
требовать от вас чего-либо после того, что вы уже сделали для нас. Поэтому я
скромно отступаю в тень, в надежде, что ваши сердца подскажут вам правильный
путь. Мне кажется, что мир сегодня стал немного лучше… не исключено, что
вопросы обладают большей силой, нежели ответы на них.
Мои двери всегда для вас открыты.
Его святейшество Саверио Мортати».
* * *
Лэнгдон перечитал письмо дважды. Коллегия кардиналов
определенно избрала благородного и достойного лидера.
Прежде чем Лэнгдон успел что-либо сказать, Шартран достал
небольшой сверток и, передавая его ученому, сказал:
— В знак благодарности от его святейшества.
Лэнгдон взял сверток, который оказался на удивление тяжелым.
— По указу его святейшества данный артефакт,
хранившийся в личном реликварии папы, передается вам в бессрочное пользование.
Его святейшество просит вас только о том, чтобы вы, выражая свою последнюю волю
в завещании, обеспечили возвращение этого предмета в место его первоначального
нахождения.
Лэнгдон снял со свертка оберточную бумагу и… потерял дар
речи. Это было шестое клеймо. «Ромб иллюминати».
— Желаю вам мира и благополучия, — с улыбкой произнес
Шартран и повернулся, чтобы уйти.
— Благодарю… вас, — едва сумел выдавить Лэнгдон.
Он так разволновался, что никак не мог унять дрожь в
судорожно сжимавших бесценный дар руках.
Швейцарский гвардеец, задержавшись в коридоре, спросил:
— Мистер Лэнгдон, вы позволите задать вам один вопрос?
— Конечно.
— Моих товарищей гвардейцев и меня мучает любопытство.
Что произошло в последние минуты… там, в вертолете?
Лэнгдон знал, что момент истины обязательно наступит. Они с
Витторией говорили об этом, когда тайком уходили с площади Святого Петра. Уже
тогда они приняли решение. Задолго до того, как принесли папское послание.
Отец девушки верил, что открытие антивещества приведет к
духовному возрождению. События прошлой ночи оказались совсем не тем, на что он
рассчитывал, но случилось невероятное… в тот момент люди во всем мире стали
смотреть на Бога так, как никогда не смотрели раньше. Лэнгдон и Виттория не
представляли, сколько времени продлится эта магия, но они твердо решили не
губить восхищенное изумление скандалом или сомнениями. «Неисповедимы пути
Господни, — говорил себе Лэнгдон и неуверенно спрашивал сам себя: — А что,
если… а что, если все, что вчера случилось, было все же проявлением Божьей
воли?»
— Мистер Лэнгдон, — напомнил Шартран, — я
спросил вас о вертолете.
— Да, знаю, — улыбнулся Лэнгдон… ему казалось, что
его слова не слетают с губ, а исходят из сердца. — Возможно, это вызвано
шоком от падения… но что-то случилось с моей памятью… все события как будто в
тумане…
— Неужели вы так ничего и не помните? — упавшим
голосом спросил Шартран.
— Боюсь, что это навсегда будет скрыто завесой
тайны, — со вздохом ответил ученый.
* * *
Когда Роберт Лэнгдон вновь переступил порог спальни,
открывшаяся ему картина заставила его замереть на месте. Виттория стояла на балконе
спиной к ограде, и взгляд девушки был обращен на него. Она показалась ему
небесным видением… четкий силуэт на фоне лунного диска. В белоснежном махровом
халате она вполне могла сойти за древнеримскую богиню. Туго затянутый пояс
подчеркивал ее прекрасные формы. А за ней, создавая светящийся нимб, клубился
туман, сотканный из мельчайших брызг фонтана «Тритон».
