Крупнейшая коллекция мировых шедевров в буквальном смысле
слова находилась на бочке с порохом. 1400 залов и 20 двориков-музеев Ватикана
хранили более 60 000 произведений искусства. Среди них творения древних
мастеров, работы Джованни Беллини, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боттичелли,
скульптуры Бернини. В Ватикане находятся такие памятники архитектуры, как собор
Святого Петра и Сикстинская капелла.
А во что можно оценить созданную гением Микеланджело
знаменитую спиральную лестницу, ведущую в музеи Ватикана?
Интересно, сколько еще продержится магнитное поле в ловушке?
— Благодарю вас за то, что вы согласились прилететь в
Европу, — негромко произнесла Виттория.
Лэнгдон покинул мир видений. Виттория сидела на другой
стороне прохода, разделяющего ряды кресел. Даже в холодном свете неоновых ламп
нельзя было не заметить окружавшую ее ауру спокойствия и притягательность ее
натуры. Девушка дышала глубоко и ровно, к ней полностью вернулось
самообладание, и, движимая дочерней любовью, она теперь стремилась лишь к
возмездию и восстановлению справедливости.
У Виттории не было времени сменить шорты и топик на что-то
более солидное, и в прохладном воздухе кабины ее загорелые ноги покрылись
гусиной кожей. Лэнгдон, не раздумывая, снял пиджак и предложил его девушке.
— Американское рыцарство? — произнесла она,
ответив на его заботу благодарной улыбкой.
Самолет попал в зону турбулентности, и его настолько сильно
тряхнуло, что Лэнгдон даже испугался. Лишенная окон кабина снова показалась ему
слишком тесной, и он попытался представить себя гуляющим по широкому полю.
Какая ирония, подумал он. Ведь когда все это произошло, он как раз находился на
открытом пространстве. Всепоглощающая тьма. Он прогнал нахлынувшие было
воспоминания. Все это ушло в прошлое. Стало достоянием истории.
— Вы верите в Бога, мистер Лэнгдон? — внимательно
глядя на него, спросила Виттория.
Этот вопрос поверг его в изумление. Или, если быть более
точным, даже не сам вопрос, а тот серьезный тон, которым он был задан. «Верю ли
я в Бога?» А ведь в глубине души он надеялся, что проведет полет, обсуждая не
столь серьезные темы.
«Духовная загадка», — подумал Лэнгдон. Именно так
говорили о нем его друзья. Несмотря на многолетнее изучение религии, сам он
религиозным человеком так и не стал. Он с почтением относился к могуществу
веры, благотворительным делам церкви и той силе, которую придавали многим людям
их религиозные убеждения… Однако полный отказ от всяких сомнений, неизбежный
для истинно верующего, являлся непосильным для его разума ученого.
— Я хочу верить, — услышал он свои слова.
— И что же вам мешает? — без тени вызова или
осуждения произнесла Виттория.
— Все это не так просто, — фыркнул он. — Вера
требует, если так можно выразиться, «актов веры». Верующий должен серьезно
относиться к чудесам, не сомневаться в беспорочном зачатии и божественном
вмешательстве. Кроме того, вера предписывает определенный кодекс поведения.
Библия, Коран, буддийские рукописи… все они содержат практически идентичные
требования, за нарушение коих установлены одинаковые наказания. В них
говорится, что меня ждет ад, если я не стану следовать этому поведенческому
кодексу. Мне трудно представить себе Бога, который управляет миром подобным
образом.
— Остается лишь надеяться, что вы не позволяете своим
студентам так бессовестно уходить от поставленных вами вопросов.
Это замечание застало его врасплох.
— Что?
— Мистер Лэнгдон, я не спрашивала вас, верите ли вы
тому, что люди говорят о Боге. Я спросила: «Верите ли вы в Бога?» Это два
совершенно разных вопроса. Священное Писание — это… собрание рассказов, легенд.
Это история того, как человек пытался удовлетворить свою потребность в познании
самого себя и всего сущего. Меня не интересуют ваши суждения о литературных
произведениях. Я спрашиваю: верите ли вы в Бога? Ощущаете ли присутствие высшей
силы, когда вглядываетесь в звезды? Верите ли вы всем своим существом, что
темный свод над вами — творение руки Божьей?
Лэнгдон задумался.
— Может быть, я слишком бесцеремонна?
— Нет. Просто я…
— Не сомневаюсь, что вы обсуждаете вопросы веры со
своими учениками.
— Постоянно.
— И вы, как мне кажется, выступаете в роли адвоката
дьявола. Все время подливаете масло в огонь дискуссии.
— Вам, видимо, тоже не чужда преподавательская
деятельность? — улыбнулся Лэнгдон.
— Нет, но я многому научилась у папы. Леонардо Ветра
мог с одинаковым успехом представлять обе стороны петли Мёбиуса.
Лэнгдон рассмеялся, представив себе так называемую петлю
Мёбиуса — поверхность, получаемую при склеивании двух перевернутых относительно
друг друга концов прямоугольной полоски. Строго говоря, петля Мёбиуса имеет
всего лишь одну сторону. Впервые эту петлю Лэнгдон увидел в творениях Эшера.
[36]
— Могу я задать вам один вопрос, мисс Ветра?
— Зовите меня Виттория. Когда я слышу «мисс Ветра», то
сразу начинаю чувствовать себя ужасно старой.
Он подавил вздох, вдруг ощутив свой преклонный возраст, и
произнес:
— В таком случае я — Роберт.
— У вас был ко мне вопрос.
— Да. Что вы, будучи дочерью католического священника и
одновременно ученым, думаете о религии?
Виттория помолчала немного, отбросила упавшую на лоб прядь
волос и сказала:
— Религия подобна языку или манере одеваться. Мы всегда
тяготеем к тому, с чем выросли. Но в конечном итоге все мы заявляем одно и то
же. Мы говорим, что в жизни имеется скрытый смысл, и мы благодарны силе, нас
создавшей.
Слова девушки заинтриговали Лэнгдона.
— Следовательно, вы утверждаете, что религия — будь то
христианство, мусульманство или буддизм — зависит только от того, где мы
родились?
— Но разве это не очевидно?
— В таком случае вера вообще случайное явление?
— Ничего подобного. Вера — явление универсальное. Но
методы ее познания, к которым мы прибегаем, целиком зависят от нашего выбора.
Одни возносят молитвы Иисусу, другие отправляются в Мекку, а третьи изучают
поведение элементарных частиц. В конечном итоге все мы заняты поиском истины,
гораздо более грандиозной, чем мы сами.
