Поросший пышной травой склон сбегал к просторной равнине,
где среди кленов располагались правильные кирпичные прямоугольники студенческих
общежитий. По мощеным дорожкам сновали ученого вида индивиды, прижимающие к
груди стопки книг. И словно для того, чтобы подчеркнуть привычность атмосферы,
двое заросших грязными волосами хиппи под льющиеся из открытого окна общежития
звуки Четвертой симфонии Малера
[9]
азартно перебрасывали друг
другу пластиковое кольцо.
— Это наш жилой блок, — сообщил Колер, направляя
кресло-коляску к зданиям. — Здесь у нас работают свыше трех тысяч физиков.
ЦЕРН собрал более половины специалистов по элементарным частицам со всего мира
— лучшие умы планеты. Немцы, японцы, итальянцы, голландцы — всех не
перечислить. Наши физики представляют пятьсот университетов и шестьдесят
национальностей.
— Как же они общаются друг с другом? — потрясенно
спросил Лэнгдон.
— На английском, естественно. Универсальный язык науки.
Лэнгдон всегда полагал, что универсальным средством общения
в науке служит язык математики, однако затевать диспут на эту тему у него уже
не было сил. Он молча плелся вслед за Колером по дорожке. Где-то на полпути им
навстречу трусцой пробежал озабоченного вида юноша. На груди его футболки
красовалась надпись
«ВСУНТЕ — ВОТ ПУТЬ К ПОБЕДЕ!».
— Всуньте? — со всем сарказмом, на который был
способен, хмыкнул Лэнгдон.
— Решили, что он малограмотный озорник? — вроде бы
даже оживился Колер. — ВСУНТЕ расшифровывается как всеобщая
унифицированная теория. Теория всего.
— Понятно, — смутился Лэнгдон, абсолютно ничего не
понимая.
— Вы вообще-то знакомы с физикой элементарных частиц,
мистер Лэнгдон? — поинтересовался Колер.
— Я знаком с общей физикой… падение тел и все
такое… — Занятия прыжками в воду внушили Лэнгдону глубочайшее уважение к
могучей силе гравитационного ускорения. — Физика элементарных частиц
изучает атомы, если не ошибаюсь…
— Ошибаетесь, — сокрушенно покачал головой Колер и
снова закашлялся, а лицо его болезненно сморщилось. — По сравнению с тем,
чем мы занимаемся, атомы выглядят настоящими планетами. Нас интересует ядро
атома, которое в десять тысяч раз меньше его самого. Сотрудники ЦЕРНа собрались
здесь, чтобы найти ответы на извечные вопросы, которыми задается человечество с
самых первых своих дней. Откуда мы появились? Из чего созданы?
— И ответы на них вы ищете в научных лабораториях?
— Вы, кажется, удивлены?
— Удивлен. Эти вопросы, по-моему, относятся к духовной,
даже религиозной, а не материальной сфере.
— Мистер Лэнгдон, все вопросы когда-то относились к
духовной, или, как вы выражаетесь, религиозной сфере. С самого начала религия
призывалась на выручку в тех случаях, когда наука оказывалась неспособной
объяснить те или иные явления. Восход и заход солнца некогда приписывали
передвижениям Гелиоса и его пылающей колесницы. Землетрясения и приливные волны
считали проявлениями гнева Посейдона. Наука доказала, что эти божества были
ложными идолами. И скоро докажет, что таковыми являются все боги. Сейчас наука
дала ответы почти на все вопросы, которые могут прийти человеку в голову.
Осталось, правда, несколько самых сложных… Откуда мы появились? С какой целью?
В чем смысл жизни? Что есть вселенная?
— И на такие вопросы ЦЕРН пытается искать
ответы? — недоверчиво взглянул на него Лэнгдон.
— Вынужден вас поправить. Мы отвечаем на такие вопросы.
Лэнгдон вновь замолчал в некотором смятении. Над их головами
пролетело пластиковое кольцо и, попрыгав по дорожке, замерло прямо перед ними.
Колер, будто не заметив этого, продолжал катить дальше.
— S'il vous plait!
[10] — раздался у них
за спиной голос.
Лэнгдон оглянулся. Седовласый старичок в свитере с надписью
«ПАРИЖСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» призывно махал руками. Лэнгдон подобрал кольцо и
искусно метнул его обратно. Старичок поймал снаряд на палец, крутнул несколько
раз и, не глядя, столь же ловко перебросил его через плечо своему партнеру.
— Merci! — крикнул он Лэнгдону.
— Поздравляю, — усмехнулся Колер, когда Лэнгдон
вприпрыжку нагнал его. — Вот и поиграли с нобелевским лауреатом Жоржем
Шарпаком — знаменитым изобретателем.
Лэнгдон согласно кивнул. Действительно, вот счастье-то
привалило.
Через три минуты Лэнгдон и Колер достигли цели. Это было
просторное ухоженное жилое здание, уютно расположенное в осиновой роще. По
сравнению с общежитиями выглядело оно просто роскошно. На установленной перед
фасадом каменной плите было высечено весьма прозаическое название — «Корпус
Си».
Какой полет фантазии, издевательски ухмыльнулся про себя
Лэнгдон.
Тем не менее архитектурное решение корпуса «Си» полностью
соответствовало утонченному вкусу Лэнгдона — оно несло на себе печать
консервативности, солидной прочности и надежности. Фасад из красного кирпича,
нарядная балюстрада, состоящая из симметрично расположенных изваяний.
Направляясь по дорожке ко входу, они прошли через ворота, образованные двумя
мраморными колоннами. Одну из них кто-то украсил жирной надписью
«ДА ЗДРАВСТВУЮТ ИОНИКИ!».
Граффити в Центре ядерных исследований? Лэнгдон оглядел
колонну и не смог сдержать иронического смешка.
— Вижу, даже самые блестящие физики иногда
ошибаются, — не без удовольствия констатировал он.
— Что вы имеете в виду? — вскинул голову Колер.
— Автор этой здравицы допустил ошибку. Данная колонна к
ионической архитектуре не имеет никакого отношения.
[11] Диаметр
ионических колонн одинаков по всей длине. Эта же кверху сужается. Это
дорический ордер,
[12]
вот что я вам скажу. Впрочем, подобное
заблуждение весьма типично, к сожалению.
— Автор не хотел демонстрировать свои познания в
архитектуре, мистер Лэнгдон, — с сожалением посмотрел на него
Колер. — Он подразумевал ионы, электрически заряженные частицы, к которым,
как видите, он испытывает самые нежные чувства. Ионы обнаруживаются в
подавляющем большинстве предметов.
