На все ритуалы, предшествующие первому туру голосования,
ушло около получаса. Затем Мортати встал у главного алтаря и принялся терпеливо
ждать, когда все кардиналы, один за другим, завершат весьма специфическую
процедуру подачи голосов.
И вот настал момент, когда последний кардинал опустился
перед ним на колени и, следуя примеру своих коллег, произнес сакраментальную
фразу:
— Я призываю в свидетели Христа нашего Спасителя, и
пусть Он явится судьей чистоты моих помыслов. Пусть Он увидит, что перед лицом
Господа нашего я отдаю свой голос тому, кого считаю наиболее достойным.
Затем кардинал встал с колен и поднял над головой свой
бюллетень так, чтобы каждый мог его видеть. После этого он положил листок на
блюдо, прикрывающее большой стоящий на алтаре потир.
[78]
Совершив это, кардинал поднял блюдо и стряхнул бюллетень в сосуд. Блюдо использовалось
для того, чтобы ни у кого не возникло искушения опустить в потир несколько
бюллетеней.
После того как листок скрылся в сосуде, кардинал поставил
блюдо на место, поклонился кресту и возвратился к своему креслу.
Теперь к работе мог приступать Мортати.
Оставив блюдо на потире, старец потряс сосуд, дабы
перемешать все бюллетени. Затем он снял блюдо и начал в случайном порядке
извлекать заполненные листки. Разворачивая бюллетени — каждый из них был
размером в два дюйма, — Мортати громко зачитывал то, что в них было
написано.
— Eligo in summum pontificen… — торжественно
произносил он напечатанные во всех бюллетенях слова, означавшие: «Избираю в
качестве Верховного понтифика…» — и затем зачитывал вписанное под ними имя.
Назвав имя претендента, Мортати брал иглу с ниткой, протыкал бюллетень на слове
«Eligo» и осторожно нанизывал его на нить. Лишь после этого он делал запись в
журнале.
Затем вся процедура повторялась с самого начала. Он брал
бюллетень из потира, громко его зачитывал, нанизывал на нить и делал запись.
Мортати почти сразу понял, что в первом туре избрания не произойдет. У
кардиналов не было никаких признаков консенсуса. В семи первых бюллетенях было
семь разных имен. Для сохранения тайны голосования имена, согласно традиции,
вписывались печатными буквами или размашистым неузнаваемым почерком. В данном
случае тайна голосования могла вызвать лишь усмешку, поскольку каждый кардинал,
опять же по традиции, подал голос за самого себя, что, как было известно
Мортати, не имело отношения к честолюбивым амбициям кардиналов. Это был своего
рода оборонительный маневр, целью которого было протянуть время, чтобы никто не
добился выигрыша в первом туре. Тем более что в данном случае каждый из
кардиналов в глубине души надеялся на возвращение preferiti…
Итак, конклаву предстоял следующий тур голосования.
* * *
Когда был зачитан последний бюллетень, Мортати провозгласил:
— Выбор не состоялся.
После этого он связал концы нити и уложил бюллетени кольцом
в серебряное блюдо. Добавив необходимые химикаты, он отнес блюдо к находящемуся
за его спиной небольшому дымоходу. Поставив его под вытяжку, он зажег
бюллетени. Бумага горела обычным пламенем, однако химикаты окрашивали дым в
черный цвет. Эти черные клубы, проследовав по изгибам дымохода, появлялись для
всеобщего обозрения над крышей капеллы. Кардинал Мортати послал миру свое
первое сообщение.
Первый тур голосования прошел. Выбор не был сделан.
Глава 69
Задыхаясь от миазмов, Лэнгдон взбирался по ступеням к свету
над колодцем. Над его головой звучали голоса множества людей, но значения слов
он понять не мог. Перед его мысленным взором снова и снова возникал образ
заклейменного кардинала.
Земля… Земля…
По мере того как Лэнгдон продвигался наверх, в его глазах
темнело все сильнее, и он опасался что вот-вот потеряет сознание. Когда ему
осталось преодолеть всего лишь две ступени, он потерял равновесие. Американец
рванулся вверх, пытаясь ухватиться за край колодца. Но расстояние оказалось
слишком большим. Попытки зацепиться за лестницу тоже ни к чему не привели, и он
почувствовал, что заваливается на спину, начиная падение в темную глубину. В
тот же миг он ощутил острую боль под мышками и взмыл в воздух, беспомощно
болтая ногами в пустоте над пропастью.
Крепкие руки двух швейцарских гвардейцев схватили его и
потянули вверх. Спустя мгновение из «дьявольской дыры» показалась его голова.
Лэнгдон задыхался, хватая воздух широко открытым ртом. Гвардейцы оттащили его
подальше от ямы и положили спиной на холодный мраморный пол.
Некоторое время Лэнгдон не мог понять, где находится. Над
его головой сверкали звезды… двигались по своим орбитам планеты. Над ним
мелькали какие-то неясные фигуры и раздавались крики. Американец попытался
сесть. Оказалось, что он лежит у подножия каменной пирамиды. Когда под звездным
сводом прозвучал знакомый сердитый голос, Лэнгдон сообразил, где он.
— Какого дьявола вы не смогли определить это с первого
раза?! — произнес голос, обращаясь к Виттории.
Девушка попыталась что-то объяснить разъяренному коммандеру.
Оливетти оборвал ее на половине фразы и принялся раздавать приказания своим
людям:
— Достаньте тело! Обыщите все здание!
Лэнгдон попытался принять сидячее положение. Капелла Киджи
кишела швейцарскими гвардейцами. Прикрывающий вход в часовню пластиковый
занавес был сорван, и легкие Лэнгдона наполнил свежий воздух. К нему медленно
возвращалось сознание. Виттория подошла к американцу и присела рядом с ним на
корточки.
— С вами все в порядке? — спросила она, нежно
взяла его за руку и нащупала пульс. Лэнгдону показалось, что девушка похожа на
ангела.
— Все хорошо, — ответил ученый, наконец сумев
сесть. — А Оливетги, похоже, вне себя.
— У него есть на это полное право. Мы провалили дело.
— Вы хотите сказать, я провалил дело.
— У вас есть возможность реабилитироваться. В следующий
раз попадите в точку.
В следующий раз? Это было жестокое в своей точности
замечание. Следующего раза не будет. Они использовали свой единственный патрон!
Виттория бросила взгляд на часы Лэнгдона и сказала:
— Микки говорит, что в нашем распоряжении еще сорок
минут. Соберитесь с мыслями и помогите мне найти следующий указатель.
— Я же сказал вам, Виттория… скульптуры уничтожены.
Путь просвещения… — Фраза так и осталась незаконченной.
Виттория смотрела на него с легкой улыбкой.
