— Ты хотя бы можешь уйти, — заметил Аарон. — А я должен оставаться в пекарне навечно, иначе скажут, что я обрекаю родителей на нищету в старости.
— Пусть твоя сестра выйдет замуж за человека, готового изучить пекарское дело, — предложил Лоренс. — Ты не раб своих родителей.
— А чем бы ты занялся, если бы ушел? — спросил Марк.
— Отправился бы на север. В Тулузу или куда-нибудь еще. Туда, где в чести поэзия и знания.
— Аарон переписал все новые стихотворения, — добавил Лоренс. — И множество старых.
— Я все трачу на бумагу и чернила, — согласился Аарон со смущенной улыбкой. — И вино.
— Откуда ты взял эти стихотворения? — осведомился Марк.
Лоренс подмигнул.
— Он и не брал. Некоторые принадлежат моему отцу, другие моим учителям, а одна прекрасная книга самому епископу.
— Я был осторожен, — добавил Аарон. — Все вернул как можно быстрее. Зачем тогда меня отдали в школу, если не хотели, чтобы я научился читать?
— Это дает им почувствовать собственную значимость, — ответил Лоренс. — Мой отец такой же. Но я здесь не останусь. Все в этом городе только и думают о цене на шерсть и сукно и о том, как бы разбогатеть. Я отправлюсь в Монпелье изучать астрономию и астрологию, а также труды греков по логике и математике. Я поговорю с мастером Гиллемом о том, что там изучают, и спрошу его, кто самые знающие учителя. — Лоренс поднял кружку с печальной улыбкой. — За свободу.
— Мой отец утверждает, что лишь богатые христиане могут позволить себе тратить время на такие пустяки, как поэзия и математика, — заметил Аарон. — Он хочет, чтобы я женился на работящей девушке с хорошим приданым и занялся своим собственным делом. Сейчас мне становится плохо от одной этой мысли.
— Кстати, — прибавил Лоренс, — мой отец рассуждает так же. За исключением моей женитьбы, потому что хочет, чтобы я стал по крайней мере епископом. Будь я графом, то мог бы проводить время за изучением легкомысленных вещей.
— Если бы ты был графом, — вступил в разговор Марк, — то тебе бы пришлось идти воевать и тебя бы убили в сражении.
— Верно, — согласился Лоренс. — Чем бы ты хотел заняться, если бы не пришлось работать у отца? Кроме того, чтобы уйти из города.
— Создавать красивые вещи, — просто ответил Марк. — Я могу ткать их на станке, но отец говорит, что это трата времени и перевод хорошей шерсти. Правда, он сам не особенно использует хорошую шерсть, — добавил Марк.
Все трое погрузились в мрачное молчание.
— А как же мастер Гиллем? — спросил Аарон.
— За одно занятие надо заплатить тридцать монет, — заметил Лоренс.
— С таким же успехом это могли бы быть тридцать тысяч, — вставил Марк. — У меня остались деньги только на то, чтобы завтра выпить вина, и все.
— Я могу заплатить за всех нас, — предложил Аарон. — Давайте согласимся.
— Ты? — потрясенно переспросил Марк. — Но это же куча денег.
— Что за деньги, Марк, дружище? — Еще один юноша в черном присел за стол и жестами подозвал своих друзей присоединяться. — Редкая вещь в моей жизни, могу тебя уверить. А у этого мошенника с луга нет никакой надежды выманить у меня последние деньги на выпивку.
— Добрый вечер, Бертран. Почему ты называешь его мошенником? — спросил Лоренс.
— Разве ты его не слушал, Лоренс, друг мой? В жизни не слыхал столько полуправды и такой искаженной логики.
— Что ты знаешь о логике? — с жаром осведомился Лоренс. — И если бы ты присутствовал на его первых двух выступлениях, то знал бы, какие он приводил доводы.
— Я знаю одно: если кто-то предлагает раскрыть мне все тайны магов, семи мудрецов и бог еще знает кого за три дорогих, — но очень простых урока, значит, меня собираются ободрать как липку.
— Ты подслушивал, — заметил Аарон.
— На лугу тайной беседы не получится, — возразил Бертран. — В любом случае знания достаются только путем упорного труда и от хороших учителей.
— Чья это проповедь, Бертран? — За столом раздался смех.
— Моего отца. — Бертран покраснел. — Но это все равно правда. И почему этот мудрый человек поселился в доме Мариэты?
— Так вы направляетесь к Мариэте, чтобы набраться мудрости, ребята? — спросил из-за соседнего столика крестьянин с обветренным лицом и разразился хохотом. — Она научит вас мудрости.
— Странные вещи происходят, — заметил другой посетитель. — Я слышал такое, чему вы вовек не поверите.
— В этом году у нас и без того хватало бед, — заметил крестьянин. — И прошу прощения за то, что подслушивал, но тайны магов до добра не доведут. На вашем месте я бы не совался в эти дела. Только не сейчас. Пусть маги оставят свои тайны при себе.
Как-то раз в конце сентября в четверг рано утром Исаака разбудил голос жены, бранящей Ибрахима за то, что он шумит, хотя прекрасно знает, что его хозяин еще спит. Исаака было не обмануть. Спешный вызов напуганной жены молодого Аструха вынудил его уйти после полуночи, и он пробыл в их доме, пока от усталости и предрассветного холода его пальцы не онемели. Остаток ночи Исаак проспал на кушетке в своем кабинете, выходящем одной стороной во внутренний двор. Юдифь хотела, чтобы ее муж перешел на другую кровать, но его кабинет был неприкосновенен, и она не желала туда заходить без веской причины.
Во дворе снова стало тихо. Исаак поднялся с постели, открыл дверь и сделал глубокий вдох. Невзирая на вечную тьму, в которой он теперь жил, Исаак знал, что солнце уже давно рассеяло утреннюю дымку, а прохлада скоро уступит место очередному жаркому дню. Он ощущал запах тумана, приближающейся жары и лучей палящего солнца, прежде чем другие люди могли их увидеть или почувствовать. Не успел Исаак приступить к неторопливому умыванию холодной водой, как услышал скрип ворот и голос Юдифи, суетившейся вокруг юного Саломо, сына банкира Видала.
Исаак нанял Саломо дес Местре на три месяца для обучения своего тринадцатилетнего ученика Юсуфа. Он встретил мальчика-мавра в начале лета, когда голодный сирота вывел слепого лекаря из гущи взбунтовавшей толпы. Отец Юсуфа был послом эмира Гранады Абу Хаджадж Юсуфа; он погиб за пять лет до этого в одной из гражданских войн между доном Педро и его братом Фернандо. С помощью Исаака покровителем Юсуфа стал дон Педро, король Арагона.
Юсуф не только был умен, но и получил в детстве прекрасное образование. Он научился читать и писать на арабском, прежде чем судьбе было угодно превратить его в беспризорника, защитой которому служила лишь его смекалка, и он с радостью впитывал все знания, которые мог получить в этом новом для него мире. Но слепец не может обучить мальчика латинскому письму и азам грамматики латинского языка, на котором была написана большая часть богатого собрания врачебных текстов. Как только мальчик научится читать вслух, они будут работать вместе, но пока ему нужен зрячий учитель.
