— У него отличный ход, но он больше, чем лошади, к которым я привык. Уверен, завтра мои мышцы будут просто деревянными.
— Ты маленький шельмец, — сказал старшина. — Где ты научился так ездить верхом?
— Дома, — тревожно ответил Юсуф. — Я всегда ездил верхом, сколько себя помню.
— Отлично, одному из наших не придется вести его в поводу, — сказал старшина. — И, насколько нам известно, его владелец не будет возражать.
Вороной разразился смешливым ржанием и нервно затанцевал, отступая подальше от толпы. Конюх подбежал, чтобы поймать уздечку, когда у него за спиной раздался уверенный голос.
— Подождите. Пусть парень покажет, что умеет.
Старшина стражников внимательно наблюдал за тем, как Юсуф успокоил коня и поставил его рядом с мулом своего хозяина.
— Парень сказал правду. Ну что, отправляемся, господа? Впереди долгий и трудный день. — Он еще не договорил, а его конь уже вез своего седока по южной дороге, ведущей в Барселону.
Поскольку это была весьма оживленная дорога и казалось маловероятным, что их могут поджидать неприятности, для сопровождения им оставили только двух стражников, один из которых являлся конвоиром сестры Агнет. Двое поехали с епископом, а двоих взял капитан для охраны обоза.
— Мы скоро догоним остальных, господин Исаак, — любезно заметил старшина стражников. — Мул вас устраивает?
— Это хорошее животное, — сказал Исаак. — Мне неоднократно приходилось ездить и намного худших.
— Вы привыкли к их аллюрам?
— Совершенно верно, старшина. В детстве и юности я много поездил на лошадях, мулах, на упрямых, ленивых, капризных, непредсказуемых верховых животных, и добродушных тоже. Мулы его преосвященства — замечательные существа.
— Это терпеливое и послушное животное. Капитан сам выбирал его для вас.
— Вы совершенно правы, — сказал Исаак, — так как моя дочь, не слишком опытная наездница, в состоянии вести его в поводу.
— Я освобожу ее от этой обязанности, господин Исаак, и сам поведу его под уздцы. — Он подъехал ближе и протянул руку к поводу. — Я сам поведу мула вашего отца, госпожа Ракель, — сказал он. — Вы слишком долго пользовались этой привилегией. Мы могли бы даже попробовать легкий галоп, — добавил он со смехом.
Понукаемый им мул Исаака пошел живее, чем прежде. Постепенно они начали двигаться все быстрее, и расстояние до обоза начало понемногу сокращаться.
Группа путников была непривычно тихой. Начала сказываться бессонная ночь, и мысли Ракели путались между домом и дорогой, сливаясь во сны наяву, в которых она видела лежащего тяжелораненого Даниеля, а когда она пыталась помочь ему, неожиданно превращался в молодого незнакомца. Монахини ехали в полном молчании. Марта попыталась было заговорить с аббатисой, но та ей не ответила, и Марта замолкла. Их робкий и печальный священник, лишившись собеседников из-за отъезда Берната и Франсеса, тревожно смотрел на простиравшуюся перед ними дорогу.
— Далеко ли до Барселоны? — наконец спросила Ракель. — Это та самая гора, которая возвышается над городом? — И она указала на пик, видневшийся на некотором расстоянии к юго-западу.
— Не так уж мы и близко, госпожа Ракель — ответил старшина стражников. — Нам придется поторопиться, чтобы прибыть в город до заката.
— Но мы двигаемся намного быстрее, чем вчера, — заметил священник.
— Это правда, — ответил тот. — Но те, кто идут впереди, движутся медленнее, чем мы, а позднее будут двигаться еще медленнее. Как только жара усилится, они начнут уставать.
Только он это произнес, все почувствовали, что солнце пригревает все сильнее и сильнее. Ветерок, пахнущий рыбой, солью и таинственными ароматами моря, приносил немного прохлады, но всякий раз, когда море скрывалось за холмами, прикрывавшими побережье от морских ветров, весеннее утро все больше походило на летний полдень. Чем дальше они ехали, тем сильнее животные замедляли ход и пытались сойти с дороги, а наездники становились все более раздраженными.
Впереди обоз с вещами достиг длинного безветренного участка дороги, закрытого от моря холмами. Поскольку Жилберт, Наоми и Юдифь занимали одну из телег, то их пожитки были теперь свалены на другую, и те люди, которые прежде ехали на той телеге, теперь были вынуждены идти пешком. Некоторые из них, возможно, могли бы идти, не отставая, рядом с самым крепким и усердным мулом хоть днем, хоть ночью, но остальные недовольно ворчали.
Лежа в крытой повозке, Жилберт то терял сознание, то приходил в себя, горя в лихорадке.
— Нам надо ненадолго остановиться, госпожа, — сказала Наоми. — От этой тряски ему все хуже.
— Возможно, — сказала Юдифь. — Хотя я думаю, что больше всего ему вредит жара.
Она протерла ему влажной тканью лицо и шею, а затем здоровую кисть и предплечье. Сдвинув повязку на ноге, она нахмурилась.
— Надо осмотреть его рану, — сказала она. — И пополнить запас холодной воды.
— Как ваш больной, госпожа Юдифь? — спросил капитан. С самого начала поездки он время от времени подъезжал и задавал этот вопрос.
— Плохо. Нам надо остановиться, чтобы набрать воды и перевязать ему рану.
— Его преосвященство поручил мне следить за тем, чтобы для раненого делалось все возможное, — сказал капитан, — и я исполняю его поручение, и неважно, что я думаю на этот счет. Но сейчас не время и не место для остановки.
— Да, — сказала Юдифь, оглядев окрестности. — Я согласна с вами, капитан.
— Через милю дорога пойдет вверх, и мы въедем в небольшую рощицу, растущую по обоим берегам реки. Там есть тень и пресная вода для раненого и для животных. Он может подождать?
— Но мы только что пересекли ручей, — резко сказала Юдифь. — Я удивилась, почему вы не разрешили нам остановиться по крайней мере набрать прохладной воды.
— Этот ручей медленный и грязный, госпожа Юдифь, — ответил капитан. — Я не смог бы в нем напоить даже животных. Река, что впереди, чистая и прохладная. Мы остановимся там, — твердо закончил он.
И действительно, вскоре дорога начала подниматься, и снова подул ветерок. Сзади постепенно подтягивались отставшие путники, за которыми шли стражники. Фелип подхватил свой инструмент, который он нес на спине, и принялся наигрывать мелодию. Андреу глотнул воды из фляги и запел. Вскоре к нему присоединилась добрая половина путников. Мулы устало взбирались по склону, пока не достигли тенистой рощи и чистого ручья.
Жилберта отнесли в прохладное, тихое место под дубом, и Ракель быстро начала снимать повязку с раны на бедре. Конюхи распрягли мулов и повели их к реке, чтобы напоить, а остальные разбрелись вдоль берега, чтобы умыться, вымыть руки, а то и ноги, или даже выкупаться.
Исаак послал за капитаном.
— Вашему пациенту лучше не становится, — сказал капитан. — Это написано на лицах всех наших спутников.
