— Сеньор Даниель, — сказал Маймо, — для рейса на Барселону ветер благоприятный, и завтрак ждет вас. Прошу немного поторопиться.
Даниель поднялся в жемчужно-сером рассвете, умылся, оделся и увязал свой узел. В столовой его ждал обильный завтрак из горячего риса и рыбы с овощами в бульоне, а также свежеиспеченный хлеб и чаша с фруктами. Возле его стула стояла корзинка.
— Кухарка уложила это для вас. Беспокоится, что вы будете голодать на судне, — сказал Маймо. — Думаю, там хватит еды, даже если судно попадет в штиль на несколько недель. Пожалуй, можно будет раздать то, что не съедите сами. Можно попросить вас отвезти в Жирону несколько писем? — спросил он. — Я их надежно упаковал, поэтому они не повредятся во время плавания, если начнется шторм. В Жироне, когда распакуете их, на каждом будет имя адресата.
Даниель между глотками заверил хозяина, что добросовестно доставит все письма, и после обмена комплиментами, подарками и добрыми пожеланиями отправился в гавань в сопровождении трех крепких слуг.
Когда они прибыли туда, на мелководье ждала шлюпка. Ее загружали портовые рабочие, устало ходившие туда-сюда с ящиками и кипами груза. Похожий на секретаря человек с копией грузового манифеста отмечал каждый предмет. В стороне от рабочих стояла небольшая группа людей, одни были увлечены разговором, другие сонно или мрачно смотрели на горизонт. По их одежде и поведению Даниель предположил, что это тоже путешественники, вышедшие на рассвете и ждущие с разной степенью нетерпения, когда их посадят в шлюпки после размещения там груза.
Однако двое людей пристально смотрели на что-то позади береговой линии. Даниель тоже взглянул туда, праздно подумав, что может быть такого привлекательного в столь ранее время. Нетрудно было обнаружить, что привлекло их внимание. На башне в углу городской стены стояла женщина, пристально глядевшая на гавань, словно часовой. Внезапный порыв ветра сорвал вуаль с ее головы и взвил ее волосы, будто хвост павлина. Тут сквозь низкие тучи пробилось солнце и осветило ее золотисто-рыжие волосы.
— Кто это? — спросил Даниель стоявшего рядом.
Тот поднял взгляд и покачал головой.
— Не знаю. Мне отсюда не разглядеть. У меня не очень острое зрение.
— Наверно, прощается с кем-то, — сказал Даниель, думая о Ракели, стоящей у ворот, когда он бежал по короткой улице, отправляясь в это путешествие.
— Или ждет чьего-то возвращения, — сказал его попутчик.
Женщина указала пальцем на гавань, словно странная, экзотичная королева, обозревающая свои владения. Тут позади нее появился солдат в шлеме и кирасе. Подошел к ней и обнял ее за талию. Она обернулась, кокетливо тронула его за нос и скрылась из виду, увлекая его за собой.
— Не следует допускать таких дел, когда солдат стоит на посту, — неодобрительно произнес кто-то за спиной Даниеля. — В мое время…
— В ваше время большей частью не трудились выставлять там часового, — сказал кто-то другой. — И смотрите, что получилось.
Даниель улыбнулся и покачал головой. Его великолепное видение королев и влюбленных с разбитым сердцем внезапно сменилось обыденностью солдата и его девки. С судна подошла шлюпка, чтобы доставить их на борт, он взял свой узел, корзинку и с еще несколькими новоприбывшими направился к ней.
— Вы сеньор Даниель? — спросил пассажир, вставший рядом с ним, когда они влезли в шлюпку.
— Да, — ответил он. — Но откуда вы…
— Меня зовут Хафуда. Я занимаюсь торговлей тканями, сейчас отправляюсь в Барселону заказать различные материалы. Сеньор Маймо попросил меня приглядывать за вами. Кажется, он думает, что с вами может случиться беда.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Паруса и ветра должны исполнить мои желания
На опасных морских путях.
В четверг утром взволнованная служанка проводила сеньора Исаака в спальню Мордехая.
— Он просил немедленно привести вас к нему, сеньор, — сказала она, тяжело дыша от быстрой ходьбы.
— Как чувствуете себя, друг мой? — спросил Исаак, едва дверь в спальню плотно закрылась за ним.
— Я уже устал от этой изоляции, — ответил Мордехай. — Предупреждаю, что если не исцелюсь чудесным образом, то сойду с ума от скуки. Или же мои дела станут настолько сложными, что в них будет не разобраться. Но вот для вас эта микстура.
Он подошел к массивному резному шкафу и достал из него склянку с темной жидкостью.
Придя домой, Исаак тут же вызвал Ракель и Юсуфа.
— Мне нужна чистая чашка и кувшин чистой воды.
Заинтригованная Ракель принесла воды из фонтана; Юсуф пошел в дом за чашкой и привел в раздражение Наоми, требуя, чтобы она была чистая.
— Будто любая чашка на полке в моей кухне может быть нечистой, — прошипела она Хасинте, и девочка согласилась, что предположить иное — значит нанести ничем не вызванное оскорбление.
Исаак вышел во двор и откупорил принесенную из дома Мордехая склянку. Держа ее на некотором расстоянии от носа, понюхал, потом отвел в сторону и глубоко задышал. Стал повторять этот процесс, всякий раз поднося склянку все ближе и ближе.
— Делайте в точности то же самое, что я, — сказал Исаак. — И замечайте, какой уловите запах. Если унюхаете горький миндаль, тут же закупорьте склянку. Если начнете задыхаться, тоже. В остальных случаях тщательно замечайте ее характеристики.
Ракель с Юсуфом сделали то же самое, закупорили склянку и вернули врачу.
— Папа, у нее неприятный запах с чем-то похожим на цветочный аромат, — сказала Ракель.
— Потому что это смесь, — сказал ее отец. — Твой нос пытается разделить ее составные части и поведать тебе, что они представляют собой. Теперь принеси полчашки чистой воды и капни в нее одну каплю смеси.
Кувшин и чашка были уже на столе во дворе. Ракель налила в чашку воду и старательно капнула одну каплю. Смесь была вязкой и, погружаясь, оставляла в воде красновато-черный рисунок.
— Папа, смесь густая, — сказала Ракель. — Она медленно проходит через воду, при этом тянется нитями.
— Тогда принеси чистую ложечку и размешай ее, — сказал он. — Пока она хорошо не разойдется.
Ракель кивнула Юсуфу, тот побежал и вернулся с ложечкой. Ракель стала осторожно, но тщательно размешивать жидкость.
— Готово, папа, — сказала она.
— Где чашка? — спросил он.
Дочь поставила чашку перед ним.
— Перед тобой, папа, на ширине ладони от края.
Исаак осторожно взял чашку левой рукой. Опустил указательный палец правой в смесь, потер пальцы, потом смочил ею кончик языка. Поставил чашку и сказал:
— Теперь вы.
Ракель сделала то же самое, скривилась от отвращения и отдала чашку Юсуфу.
— Уфф! — произнес мальчик. — Отвратительно.
