— Можете сказать, в чем он нес сверток?
— В одной из этих корзин, ваше преосвященство. Длинных, узких, которые носят на ремне. Ему пришлось запустить в нее руку, чтобы достать сверток.
— Благодарю вас, — сказал епископ. — А что вы заметили в его речи?
— Он говорил, как нездешний, — ответила Анна. — Я подумала, что, возможно, он с побережья или еще откуда-то.
— Хорошо. Есть у нас показания слуги сеньора Мордехая, который открыл ворота?
— Они очень краткие, — недовольно сказал секретарь.
— Тем не менее мы их заслушаем, — сказал первый судья и взглянул на епископа, тот кивнул.
Показания начинались так, как и ожидалось, и поначалу мало чем отличались от показаний Анны. Привратник утверждал, что было поздно, дом был заперт, ночь была очень темная, и шел сильный дождь. «Я хотел заплатить ему, но он сказал, что уже получил плату, и ушел. Я не заметил, ни как он выглядел, ни какого был роста, и вообще ничего в нем из-за дождя».
— Привратник здесь? — спросил Беренгер.
Несколько человек вытолкнули привратника вперед.
— Здесь, ваше преосвященство, — сказал один из них.
— В чем посыльный нес лекарство? — небрежно спросил Беренгер.
— Как и говорила та женщина, в корзине. Одной из тех узких, из которых ничего нельзя достать.
— На ремне?
— Иначе ее носить невозможно. — Кто-то сзади сильно ткнул его в бок. — Ваше преосвященство.
— Большое спасибо, — сказал Беренгер.
Тут в зал вошел мальчик-прислужник и поспешил к судьям. Поклонился и негромко произнес сообщение епископу на ухо. Беренгер нахмурился. Посмотрел на других судей, и они принялись совещаться.
Присутствующие — особенно не столь важные, чтобы предоставить им место на скамье, — забеспокоились, зашаркали ногами, завели тихие и не очень тихие разговоры. В конце концов первый судья поднял холодный взгляд, а епископ сверкнул глазами. Воцарилась тишина.
— Теперь суд хочет заслушать показания обвиняемого, — сказал первый судья.
Секретарь торопливо поднялся.
— Они у меня здесь, — произнес он. — Зачитать?
Первый судья кивнул.
— Это показания Луки, сына Габриеля и Катарины, ныне покойных, из города Мальорка, взятые тридцатого апреля тысяча триста пятьдесят пятого года, в которых он утверждает, — заговорил секретарь, — что «я невиновен в отравлении сеньора Нарсиса и в попытке отравить сеньора Мордехая, еврея этой епархии, я не составлял никакой смеси, которая могла бы привести к их смерти, и не посылал им ядовитой смеси, составленной каким-то другим лицом. Все это я клятвенно подтверждаю и так далее. Лука из Мальорки».
— Это все? — спросил третий судья.
— Все, — ответил секретарь.
— Думаю, нам нужно допросить обвиняемого, — сказал первый.
— Что собираешься делать теперь? — спросил Юсуф, когда медленное, осторожное кружение привело их снова к дороге, на несколько миль дальше от города, чем то место, откуда они его начали. Они удобно лежали на животах в мягкой траве, частично скрытые от дороги большим камнем, и ждали. На востоке над холмами сияло солнце. Лошади их спокойно паслись за небольшой купой деревьев. Солнечное тепло, аромат цветов и гудение пчел убаюкивали их. Юсуф развязал большое полотенце и разложил еду, взятую на кухне перед уходом.
— Я думал, буду ждать, пока не проедут стражники, — ответил Даниель, взяв хлеба и сыра. — Они должны выслать вперед того, кто похож на меня, и следовать за ним на расстоянии. Когда произойдет нападение, прискакать ему на помощь.
— Тогда нужно надеяться, что нападающий не собирается пустить стрелу-другую ему в спину, — сказал Юсуф.
— Думаю, у стражника под плащом будет броня, — сказал Даниель. — Видимо, ему будет очень жарко. Но мне кажется, нападающий знает, что это не я, и даст им проехать. Я последую за ними на приличном расстоянии.
— А если этот человек нападет на тебя?
— Позову на помощь, — ответил Даниель. — Стражники будут невдалеке впереди. — Положил руку Юсуфу на плечо. — Вон там они едут, — прошептал он, глядя в южную сторону. — Я слышу.
— Нет, — прошептал Юсуф, — едут вон там. — И указал в сторону Жироны, там над дорогой поднималась туча пыли. — Едут прямо мимо его укрытия. Неудивительно, что он знает об этой хитрости.
— Думаешь, он уже в своем укрытии?
— Кто же еще мог скакать в эту сторону в такую рань?
— Верно, — сказал Даниель. — Мне в голову не пришло. Я принял его за курьера.
— Скачущего оттуда? — спросил Юсуф. — Вряд ли.
Оба притаились за камнем, когда отряд из пяти стражников проскакал мимо них на юг. Как только пыль улеглась, Юсуф перекатился и сел.
— Почему стражники выехали так поздно? — спросил он. — Человек, скачущий из Барселоны, приезжает вечером, если не заночует по пути. Тогда он выезжает на рассвете. Нападающий наверняка это знает.
— Они не верят, что он существует, — уверенно ответил Даниель. — А раз так, им все равно, когда выполнять задание.
— Кажется, они остановились, — негромко произнес Юсуф. — Или же скачут до самой Барселоны. Теперь они отдохнут, напоят лошадей, возможно, чего-нибудь поедят. Можно закрыть глаза, пока нас не коснется тень этого дерева, — добавил он.
— Юсуф, перестань хвастаться, — сказал Даниель. — Невозможно предсказать с точностью до минуты, что они будут делать.
— Может, и нет, — ответил Юсуф. — Но готов держать пари, им потребуется какое-то время, чтобы вернуться сюда. Чем дольше они будут оставаться вдали, тем меньше им придется делать сегодня. Когда эта тень дойдет до белого камня, пойду, приведу лошадей.
Он снова лег и закрыл глаза.
— Ты тоже не веришь, что он существует, так ведь?
— Нет, не верю. Думаю, он вымысел парня, который хочет найти новый дом, и девушки, влюбившейся в приятную улыбку и широкие плечи, — ответил Юсуф, не открывая глаз. — У кого еще была такая возможность отравить всех этих людей?
— Никто не смог найти того посыльного, — возразил Даниель.
— В городе полно ребят, которые будут хранить чей-то секрет годами, если им немного заплатить, — сказал Юсуф. — Разве что ты случайно знаешь, что они лгут, и дашь им су, чтобы они сказали правду, и пообещаешь еще.
— Но ты же сам говорил, что он ничего не знает о травах.
— Либо так, — сказал мальчик, открыв один глаз, — либо он основательно потрудился, убеждая меня, будто ничего не знает.
— Но сеньор Исаак и Ракель — они оба считают…
— Сеньор Исаак первым скажет, что совершает ошибки, что мы все совершаем ошибки. Вот почему он так осторожен. И поэтому легко прощает ошибки других. А что касается Ракели, спрашивал ты, что она на самом деле думает?
